К друзьям. При посылке им баллады «Вот люблю!»

Всё глухо; ничто тишины не мутит.

Вот — полночь пробили часы.

У стен монастырских лишь ветер шумит

Да лают в окрестностях псы.

 

Почти догорев, опустилась свеча

В подсвечник до самого дна;

То гаснет, то, выбросив два-три луча,

Вдруг сызнова вспыхнет она.

 

Мне страшно… А этот нестрашен был час

Когда-то, в златые года,

Напомнил он мне, как, бывало, не раз…

Но — прочь! То прошло навсегда.

 

Я счастья теперь уж в той книге ищу…

Наскучило — с ней расстаюсь:

«Дай к лучшим предметам я мысль обращу!» —

И вот — то вздремну, то очнусь.

 

Случалось: порой примечтаются мне

Лик милый и лица друзей…

Кидаюсь… гляжу… Только тень по стене

Мелькнет — и еще мне грустней.

 

«Дай лучше возьму-ка перо, и в тиши,

Как мысли уж с мыслью не свесть,

Начну что-нибудь для друзей от души —

Начну… а уж кончу ль, Бог весть».

 

Пособит, чай, память о прошлой весне

Мне зимний стишок улучшить,

А страшное что-нибудь хочется мне

Сказать — и Марию включить.

 

Пусть пишет с нее живописец портрет

Чтоб имя прославить свое!

Пусть выставит разум и сердце поэт,

Избрав идеалом ее!

 

Но — слава… в ее не вторгаюсь я храм,

А так, для забавы пою,

И, если припомню, поведаю вам

С Марией проделку свою.

 

Мария — на муку людей создана —

На нежность скупа была так,

Что, сколько в любви ни клянись ей, она

«Люблю» не промолвит никак.

 

В отплату за это, бывало, когда

Полуночный час наступал,

Марию пред самым я сном иногда

Такою балладой пугал: