Книги польского пилигримства (2)

VII.

Христос сказал: «Кто идет за Мною, пусть оставит отца своего и матерь свою и отрешится от своей души».

И Пилигрим Польский сказал: «Кто идет за Свободой, пусть оставит Отчизну и отрешится от своей жизни».

Ибо тот, кто остается в Отчизне и сносит рабство, чтобы сохранить жизнь, утратит и жизнь, и Отчизну, а тот, кто отрешится Отчизны, чтобы защищать Свободу с опасностью для жизни своей, тот спасет Отчизну и найдет вечную жизнь.

В давние времена, когда был построен первый город на земле, случилось, что в том городе возник пожар.

Иные проснулись, взглянули в окно и, видя, что огонь очень далеко, снова легли и уснули.

Другие же, видя огонь ближе, стали в дверях и сказали: «Будем гасить, когда огонь дойдет до нас».

Но огонь разросся страшно и поглотил дома тех, что стояли у дверей; а спавших поглотил с домами их.

Но нашлись честные люди; видя огонь, они выбежали из домов своих и спасали ближних соседей, но так как мало было честных, то спасти не могли.

Когда город сгорел, эти честные люди с соседями отстроили его, и помогали им окрестные жители, и город стал больше и красивее прежнего.

Но тех, что не были у огня и лишь у дверей своих стояли, тех изгнали из города. И умерли они голодною смертью.

А в городе установили законом, что во время пожара все должны бежать к огню с водою, лестницами, с баграми, или должны назначаться отдельно люди, обязанные быть на страже и гасить ночные пожары.

С этого времени установился такой порядок по городам, и люди спали спокойно.

Тот город — Европа, огонь — это враг ее, деспотизм. Люди спящие — это немцы, стоящие в дверях — французы и англичане, а люди совести — это поляки.

VIII.

С давних времен были в Англии помещики, владельцы огромных стад быков и овец.

Волки часто нападали на пастбища их и наносили ущерб.

И взялись они за оружие, собрали собак, охотились и били зверя; но прогнанный в одной стороне, зверь возвращался с другой, а на место одного убитого волка появлялись десять новых. Помещики беднели, в беспрерывной охоте содержа много собак и тратясь на оружие, но стада их гибли.

Другие помещики, более рассудительные, говорили: «Пойдем искать зверя далее в лес и уничтожим его в самом логовище». Но волки набежали снова из других лесов, эти помещики также обнищали и утеряли стада свои.

И обнищав, пошли к соседям своим и порешили: «Соберемся всем народом, будем полевать зверя целый год, покуда не истребим волков на всем острове, ибо Англия остров».

И пошли, и полевали, покуда не истребили всех до единого, а потом сложили оружие, распустили псарни; и пасутся их овцы без сторожа с того времени и поныне.

IX.

Был в Италии край обильный маслиной и рисом, но нездоровый потому, что каждое лето веяло на него поветрие, называемое малярией, приносящее смертельную лихорадку.

Жители того края одни окуривали дома свои, расходуя немало на каждение, другие воздвигали стены с западной стороны, откуда приходила смерть, а иные уезжали в нездоровую пору; однако все умерли, и край опустел. По оливковым рощам и рисовым полям забродил кабан.

Малярия перешла в другой край, и снова стали люди окуривать дома и уходить, пока наконец нашелся там человек благоразумный и сказал им:

«Злое поветрие возникает далеко от вас в болотах, лежащих за пятьдесят миль отсюда, и вот, пойдите и осушите болото, спуская воду, а если сами вы умрете от заразы, останутся дети ваши, наследуя вам, а страна благословит имена ваши».

Но люди эти ленились идти так далеко и боялись смерти, и все же вскоре умерли в постелях своих. Зараза шла все далее и далее и охватила уже десять областей.

Ибо к тому, кто не выйдет из дома своего, чтобы доискаться зла и стереть его с лица земли, зло само придет и станет перед лицом его.

Х.

Памятуйте, что вы живете среди чужеземных народов, как стадо среди волков, как лагерь во вражеской стране, и да будет меж вами согласие.

Нарушители согласия подобны баранам, что уходят от стада, не чуя волка, либо солдатам, которые отлучаются из лагеря, не замечая врага; а если бы видели и чуяли, то были бы в сборе.

А враг наш — не только сатанинская троица, но все творящие и проповедующие во имя троицы этой; а число таких велико среди чужестранных народов, почитателей Силы, Равновесия, Округления и Корысти.

Не все вы равно хороши, но худший из вас лучше доброго иностранца, ибо в каждом из вас есть дух самоотречения.

А если иные из вас разнятся от всех, то потому только, что оделись в иноземное платье: одни надели красные французские шапки, другие английский горностай, а третьи немецкие плащи и береты. А детей переодетых часто не узнает родная мать.

Но лишь только нарядятся все в польские чамары[1], все узнают друг друга, сядут на коленях матери, и она всех одинаково обласкает.

Не ищите беспрерывно грехов и заблуждений в прошедшем. Знайте, что и священник на исповеди запрещает задумываться о прошлых грехах, а тем более говорить с другими, ибо эти мысли и разговоры наводят на грех. Не кричите: «Вот человек, имеющий на себе пятно, я должен ему указать его; вот человек, совершивший такой-то и такой-то проступок». Знайте наверное, что найдутся люди, обязанностью коих будет выгребание этой грязи; найдутся судьи для суда и палач для казни.

Когда вы входите в город, не метете же вы мостовые, видя сор; а встречая пойманного вора, ведь не спешите вы тащить его на виселицу. Найдутся иные люди на такие дела.

И в таких людях никогда недостатка не будет, ибо, когда не хватило недавно палача в одном французском городе, тогда сразу объявились триста шестьдесят шесть кандидатов[2].

Если вы повторяете, говоря о прошедшем: «Вот в этом сражении допущена такая-то ошибка, а в том сражении такое-то упущение, а в том походе такая-то погрешность», — это правильно, но не думайте, что вы очень разумны, ибо легко видеть недостатки, но трудно усмотреть достоинства.

Если на картине есть черное пятно или щель, всякий глупец заметит их, но достоинства картины доступны только знатоку.

Люди хорошие всегда судят, начиная с хорошей стороны.

Готовясь к будущему, следует возвращаться мыслями к прошедшему, но лишь постольку, поскольку человек, готовящийся перескочить ров, отходит назад для разбега.

XI.

Среди чужеземцев вы как потерпевшие крушение на чужом берегу.

Однажды некий корабль потерпел крушение, и часть людей выплыла на чуждый берег.

Среди спасшихся были солдаты, моряки-матросы, ремесленники и ученые, все сошлись на совет.

Население того побережья не дало им ни корабля, ни лодки, и по скупости не хотело снабдить их лесом без платы.

Тогда, пойдя в лес, они стали присматривать деревья и обсуждать, сколько понадобится лесу и какой корабль предстоит строить, прежнего или нового вида: построить ли фрегат, бриг или шхуну.

Тем временем жители побережья сбежались на шум спора и прогнали из лесу потерпевших крушение.

И вот возроптали они и сошлись на совет.

Одни говорили, что кормчий виновник крушения, и искали убить его, но он уже был на дне моря, иные же обвиняли матросов, но так как моряков было немного, а убив их, они лишились бы возможности начать плавание, то они только обрушились на них бранью и издевательством.

Одни доказывали, что крушение произошло от северного ветра; другие ссылались на ветер с запада, а иные причиной указывали подводную скалу. Началась среди них великая ссора и длилась весь год, но так ничего они и не порешили.

И сказали они: «Разойдемся и будем искать средств к жизни». И вот плотники пошли строить дома, каменщики — воздвигать стены, ученые — писать книги для иностранцев, каждый сообразно своему делу.

И случилось так, что все тосковали об отчизне, но одни не умели строить дома по указаниями чужеземных строителей, другие не умели писать на чужом языке.

И снова, жалуясь на судьбу, они сошлись на совет.

И нашелся среди них простой человек, который молчал до той поры, ибо был тих, и сказал им:

«Работая и живя, вы забываете, что мы должны возвратиться в отчизну, и что мы не можем возвратиться иначе, как морем на корабле.

Так пусть всякий из вас строит дома, кладет стены и пишет книги, но в то же время пусть каждый покупает топор и изучает мореплавание.

А те среди нас, кто знает морское дело, пусть разведывают море, берега и наблюдают ветры этой страны.

А когда изготовимся, пойдем в лес и построим корабль, быстро, не успеют оглянуться жители побережья.

А если они захотят воспрепятствовать нам, то с топорами мы постоим за себя». И вот сказали они: «Выберем кормчего».

Одни хотели старого, другие молодого; каменщики хотели своего[3]. И длился этот спор полгода, но не привел ни к какому решению.

Тогда сказал им этот простец: «Сначала назначьте плотника, который быстро построил бы вам корабль, но стройте теперь корабль прежнего образца, так как у нас нет времени испытать новый.

А когда мы взойдем на корабль и отправимся в путь, тогда соберем моряков наших и прикажем им выбрать из своей среды кормчего.

Моряки, равно как и мы, не хотят утонуть, и выбор их будет хорош.

А если и тогда возникнет меж нами ссора, она кончится легко, ибо сильные свяжут слабейших или бросят в море. А пока мы живем здесь, на побережье, спор никогда не кончится, ибо нам нельзя ни вязать других, ни предавать смерти».

Сделали они так, как он советовал, и счастливо отправились в путь.

XII.

В ваших советах и на совещаниях не следуйте идолопоклонникам.

Ибо иные из вас начинали собрания, заговоры и замыслы, требующие согласия и мудрости, с обедов и ужинов, с еды и питья.

А кто же когда видел, чтобы сытое чрево давало мудрость, и пьяная голова согласие, чтобы от мяса и вина воскресла Отчизна.

И потому такие заговоры и замыслы не удаются, ибо каково начало, таков и конец.

И врачи знают, что дети, зачатые отцом пресыщенным и упившимся, бывают глупы и недолго живут.

Потому начинайте сговоры и совещания ваши по обычаю предков, пойдя к обедне и приобщившись; и то, что вы тогда предпримете, будет мудро.

Никогда не видано было, чтобы люди были в раздоре в день, когда они благоговейно шли к Причастию, и чтобы в этот день были боязливы.

Идя в собрание или на совет, смиритесь, взглянув на себя, ибо без смирения не будет согласия.

Ведь и не говорится людям: подымитесь до согласия, но склонитесь к согласию.

Кто хочет связать вершины дерев, должен их наклонить; склоните же рассудок ваш, и тогда соединитесь.

В торжествах ваших не подражайте язычникам. Ибо идолопоклонники, среди которых вы живете, проводят свои праздники всегда на один лад: и печальные, и радостные в еде и питье: их жертвенник — стол, и божество их — чрево.

Вы же, напротив, проводите праздники ваши, праздник Восстания, память Грохова и память Вавра[4] по обычаю предков ваших: утром идя в Храм и день проводя в посте.

А деньги, сбережения от стола вашего в тот день, отдайте старейшинам вашим, чтобы питать вашу мать Отчизну.

И такого празднования не запретит никакая власть: для такого праздника вам нет нужды ни снимать большого дома, ни собираться в толпы на площадях.

Не подражайте идолопоклонникам в одежде вашей.

Ибо идолопоклонники, среди которых вы живете, хотят внушить уважение к званию не посвящением, но одеждой, и нацепляют на себя порфиры, горностай, орденские знаки, словно развратницы, которые белятся, румянятся и щеголяют нарядами, и чем они отвратительней, тем больше разряжены.

Носите же чамары повстанцев, вы, страые и молодые, ибо все вы воины восставшей Отчизны. Ведь чамарой называется по-польски наряд, надеваемый на умирающего.

И многие из вас умрут в повстанческом наряде. И пусть все будут готовы к смерти.

Кто же не узнает в повстанческой чамаре Мужа, побеждавшего под Вавром, и Мужа, что побеждал под Сточеком, и Мужа, который вывел войско из Литвы, и Мужа, который командовал Волынским полком, и Мужа, сказавшего в первые дни восстания: «Юноши, делайте, что задумали, идите и бейтесь», и тех юношей, что первыми погнали тиранов, и Мужа, который первым крикнул: «Долой Николая»? Имена их известны миру[5].

Но кому известны имена имена короля неаполитанского и сардинского, хотя они и носят порфиру? Кому известны имена сыновей королевских в других странах, имена маршалов и военачальников, носящих жезлы и орденские ленты? Никто не знает о них.

Иные известны только потому, что они отметились великим злодейством и глупостью; как в городке знают имя известного разбойника, прославленного лиходея, или славного фокусника, или безумного, который влачится по улицам и смешит народ.

И такова слава царя Николая, царька Дона-Мигуэля, и царька в Модене, и многих королей и министров, которые вам известны.

И вот, одевайтесь в повстанческие чамары. А тот, кто имеет охоту купить иной наряд, более ценный, и у кого хватит на это денег, пусть так поступит: если одежда стоит десять червонцев, пусть, купив одежду, отложит еще десять на одеяние Отчизны. Делайте то же и с пищей, и с жилищем, которые должны быть как у солдат, а все, что стоит дороже солдатского, обложите добровольным налогом[6].

В то же время не смотрите на то, как едят, одеваются и живут другие, смотрите только на себя, ибо этот совет написан вам не для того, чтобы, на него ссылаясь, вы других осуждали, но чтобы судили только о себе.

Будьте кротки со всеми и суровы к себе, ибо тем судом, каким судите других, вы сами будете судимы.

Вслушайтесь, вот еще одна тайна:

Тот, кто судит слишком сурово своего ближнего за заблуждение, за трусость, за нерадивость, за нестойкость, тот неизбежно сам впадет в заблуждение и за то же будет судим другими.

Вот тайна, которую истинный поляк, полный благочестия, открыл и вам возвещает.

На труса никто сильнее не восстает, нежели трус, на вора — вор, и над безумным никто громче безумного не смеется.

Человек мудрый и бестрепетный снисходителен в своих словах, но если он избирается вождем и Судьею, и народ дает ему меч в руки, он становится суровым, и судит, и карает сообразно совести, потому что устами его говорит весь народ, и рука народа казнит мечом его.

Но человек пустой строг на словах, пока остается простым человеком, а когда станет Старейшиной народа и Судьей, тогда обнаружится никчемность его, ибо он труслив и склонен к поблажкам и судит не волею народного сердца, но приязнью или неприязнью своих людей.

Если о ком-нибудь скажешь напрасно: вот изменник, или скажешь несправедливо: вот шпион, то будь уверен, что о тебе то же самое говорят иные в то же самое время.

Не чуждайтесь друг друга, говоря: «Я прежней службы, ты новой службы; я был под Гроховом и Остроленкой[7], а ты под Остроленкой только; я был солдатом, а ты повстанцем; я литвин, а ты мазур»[8].

Кто как говорит, пусть прочтет в Евангелии о поденщиках, пришедших в виноградник: призванные одни утром, другие в полдень, а третьи вечером, все получили равную плату. Но пришедшие раньше стали завидовать. И сказал хозяин: «Завистники, что вам до того, разве не получили вы ту же плату?».

Среди иноземцев вы много встретите солдатских детей, но детей повстанцев встретите только у себя.

Литвин и мазур — братья. Что же препираются братья из-за того, что один носит имя Владислава, другой Витовта? Имя их одно — имя поляков.