Пани Твардовская
Пьют, курят, едят, веселятся:
Не пир — разливанное море!
Чуть стены корчмы не валятся…
«Ай жги да гуляй, мое горе!»
Пашой подбоченясь, Твардовской
В корчме за столом заседает,
Гарцует и чарой бесовской
Тумана в глаза напускает.
Как саблею свистнет над ухом
Солдату, который храбрился
Да спорил со всеми, — так духом
В зайчонка храбрец обратился.
Подсудку, что молча с едою
Возился в кастрюле ль, на блюде ль,
Слегка потрезвонил кисою —
Глядит — а подсудок уж пудель.
Твардовский опят за проделки:
Сапожнику ко лбу приставил
Воронку — да чмок! — и горелки
Три полные кварты доправил.
Пока кубок с водкой он двигал
Поближе к себе — что за чудо? —
Запенился кубок, запрыгал…
Глядь на́ дно: «Ты, братец, откуда?»
Сам бес на дне кубка возился…
Весь немцем — кургузою штучкой —
Учтиво гостям поклонился,
Снял шапку и сделал им ручкой.
Из кубка на скатерть, как кошка,
Спрыгнул и подрос на два локтя:
Нос крюком, куриная ножка,
На лапах совиные когти.
«Здорово, Твардовской! Сердечно
Я рад повидаться здесь с другом:
Хоть я Мефистофель, но вечно
Готов к твоим панским услугам.
А помнишь ли, пан, как условье
На Лысой горе мы с тобою
Писали на шкуре воловьей,
И бесы клялися толпою,
Что я свой контракт не нарушу;
И ты поклялся перед ними,
Что должен нам панскую душу
Отдать через два года в Риме?
Вот семь уже лет миновало,
А ты только пекло морочишь,
Да чарой мутишь и нимало
Сбираться в дорогу не хочешь.
С ленивым таким пилигримом,
Сыграли мы шутку другую! —
Корчма называется "Римом":
Я милость твою арестую».
Твардовской охотно бы скрылся
От этого dictum acerbum
Горькая правда (лат.). [1],Да бес за кунтуш уцепился:
«А где же, пан, nobile verbum
Шляхетское слово (лат.). [2]?»
Что делать? Ума не хватило,
Так плачешь, а надо платиться.
Твардовской задумался было,
Да скоро успел ухитриться…
«Ну что же? Контракт наш контрактом;
Своей не теряет он силы…
Но справься-ка с подлинным актом —
Там сказано вот что, мой милый:
Имею я право три раза
Задать тебе всякой работы.
А ты должен слушать приказа
И всё мне исполнить до йоты.
Вон конь на холсте намалеван:
Чтоб мигом тот конь оживился,
Был взнуздан, оседлан, подкован,
А я бы на нем прокатился!
Дай свой ты мне хлыст из песочку
Для справы с лошадкой лихою,
Да, видишь, вон в этом лесочку
Построй-ка мне дом для постою.
Дом выстрой из ядер ореха,
Высокий, с вершину Кренпака…
Из пейсов жидовских застреха…
Усыпь ее семенем мака,
И в каждое семечко мерно
Натыкай гвоздочков по тройке,
А гвозди чтоб были примерно
В три пяди, как надо для стройки».
Сказал, а уж бес за работу:
Коня накормил и охолил,
Вьет хлыстик, ну, словом, до поту
Трудится — и все изготовил.
Твардовской в седло, и пытает,
Как выезжен конь и спокоен;
Взял рысью, в галоп поднимает;
Глядит — ан и дом уж достроен.
«Ну, кончено с службой одною!
Осталася служба другая:
Влезай-ка вон в миску с водою —
А в миске водица святая».
Затрясся мой бес как осина,
Весь скорчился, съежился, сжался;
Но… — слушай слуга господина —
И в миске бедняк искупался…
Потом, словно пращ, из посуды
Он выскочил, фыркнув: «Ну, страсти!
Не ведал я хуже причуды,
Зато уж и ты в моей власти»… —
«Изволь еще службу исправить,
И с мрачностью вашей бесовской
Мы квиты… Позволь-ка представить
Тебя моей женке, Твардовской?
Чу, слышишь, кричит за дверями?..
Пока за тебя Асмодею
Я буду работать со чертями.
А ты поживи-ка вот с нею.
Ты пани во всем подчинишься…
Люби ее, будь ей послушен…
А ежели в чем провинишься,
Ну… весь договор наш нарушен!»
Бес слушает, сам понемногу
Все на дверь, да на дверь косится,
А крики все ближе к порогу…
Твардовской на беса грозится,
И требует кончить разделку,
И в дверь, и в окно не пускает,
А бес… шмыг в замочную щелку
Да так и теперь пропадает.
