Предисловие к «Книгам народа польского и польского пилигримства» Адама Мицкевича (1)
Первое издание русского перевода этой книги разошлось менее чем в восемь месяцев. Обстоятельства, сопровождавшие его появление, ныне отсутствуют, поэтому книга выходит без всяких цензурных пропусков; но, с другой стороны, изменившиеся условия унесли с собой не одну надежду и у тех, кто ждал, что русская революция сможет обеспечить свободу Польши. Эта книга теперь в своем глубоком и страстном патриотизме звучит горьким упреком нашим русским дням и зловещим предсказаниям России, указующим для нее тяжелую и мучительную судьбу Польши. Мы слишком заняты были индивидуалистической филигранью своих мыслей, и вот теперь, когда нас приковали к необъятным, но скудным и бескровным по содержанию лозунгам «самоопределения народов», мы во всей своей стране не смеем заикнуться о культурном русском самоопределении: нас давят и убежденной ненавистью изнутри и снаружи добровольные и невольные медиумы демонического космополитизма, ставя миражи несуществующего блаженства перед растерянным славянином. Мы переживаем явление редкого, безумно жуткого национального психоза; и возможно, что слишком многие станут жертвой ненависти больных к здоровым. Разъяренный скорпион истребляет себя, ударяя в мозг своим же ядовитым жалом.
Переводчик согласился на переиздание этой книги, питая некую надежду на то, что многим, несмотря на боль, будут дороги горячие, и скупые слова великого поляка о своей родине, несущей бремя страдания и очищения, ныне более чем когда-либо не во имя свое.
I.
В год подавления польского восстания, именно 1-го августа 1832 года, Адам Мицкеич приехал в Париж после долгого скитания в Познани и тайной поездки в Царство Польское. Измученный и усталый более от сознания того, что события польской войны застали его на чужбине, он привез с собою эту малую книгу, предвестие громадного творческого напряжения и самозабвенного художественного порыва, который скоро разрешился обильным и плодотворным дождем. «Книги народа польского и польского пилигримства» вышли в Париже без имени автора в декабре 1832 года и в течение полутора лет выдержали восемь изданий. Переведенные вскоре на французский язык, они стали источником вдохновения Ламеннэ и послужили образцом его стиля. Таковы внешние обстоятельства, сопровождавшие появление этих книг, если не считать еще осуждения со стороны Ватикана, направленного, впрочем, скорее против Ламеннэ. Их внутренняя история очень сложна; эти небольшие вступительные заметки могут только в самых общих чертах обрисовать предполагаемое направление их создания, условия возникновения той исключительной формы патриотизма, которая называется мессианизмом. Мицкевич родился в 1798 году, т.е. в четвертый год последнего раздела Польши, он воспитался в воздухе, дышащем молитвами о воскрешении отчизны, в семье, исполненной надежд и упований на воссоздание всецелой Польши. Ему не исполнилось тридцати лет, когда рядом с домом его родителей стала главная квартира Иеронима Бонапарта, когда через Польшу пошли юные армии Наполеона, и когда «белые орлы Польского королевства смешивались с золотыми орлами Первой Империи». Польские чаяния были связаны с именем Наполеона с 1807 года, когда после Тильзита созданием Великого Герцогства Варшавского Наполеон расположил к себе поляков. Не считая жертв и сил, с открытым сердцем поляки пошли за Бонапартом. Польские войска сопровождали его повсюду, множество конных рыцарей погибло в дальних битвах на берегах испанских рек и в ломбардских долинах.
Редкую войну не пытаются назвать священной и навязать ей искусственно искренние и ложные лозунги, иногда жившие в сердцах чистейших и в благороднейших душах. Так Александр I в письме от 24 марта 1812 года генералу Сухтелену в Швецию писал, что возникающая война будет вестись Россией ради свободы и независимости народов. Но поляки пошли с Наполеоном в Россию, а 31 октября 1815 года после Венского конгресса, отдавшего России урезанное герцогство Варшавское, Александр в польском мундире совершил торжественный въезд в Варшаву. Особая комиссия работала над созданием польской конституции, которая была обнародована 12 декабря того же года. По тогдашнему времени конституция эта была весьма либеральной, и введение ее внушало немало надежд, окрыляло поляков и привлекло много симпатий в Польше к Александру, но все же, по словам Чарторыйского, on nе saurait se familiariser que реu а̀ реu avec idе́e que la Russie puisse jamais vouloir du bien а̀ lа Pologne et lui offrir sincѐrement sa rе́gе́nе́ration. К тому же поляки помнили свой, неосуществленный по вине соседей, проект конституции 3 мая 1791 года, ставивший Польшу на уровень Франции с меньшими жертвами и потерями, могший совершенно изменить печальную картину истории европейского востока. Как бы то ни было, но, следуя общему течению, польские общественные силы отчасти пошли за Александром, отчасти обогнали его предположения, и те и другие вскоре увидели свой общий пункт, так как политический эксперимент с польской конституцией был признан в Петербурге неудавшимся, и правая рука убирала быстро то, что успевала сделать левая. За последние тридцать лет выросла совершенно иная Польша, блестящую характеристику которой дает книга Дмовского «Германия, Россия и польский вопрос». Те, кто знает лишь эту Польшу, пусть не удивляются, встретив в этих заметках очертания старинных переделов польской мысли, на которой лежит еще печать XVIII века. Мессианизм как идеология, отчасти в сфере политики связанная со стремлением польских кругов во что бы то ни стало исправить путь реформы Александра в Польше вместе с признанием действительности поступательного стремления этого пути, коренится в прошлом Польши, которое было неведомо Александру; мессианизм в то же время опирался на стремление к целям, стоявшим за пределами какой бы то ни было политики и, конечно, оставлявшим позади проекты Александра.
II.
В деле создания конституции третьего мая значительное участи принимали представители польских масонских лож, а творцы конституционного проекта — И. Потоцкий, С. Малаховский, Коллонтай и Пиатоли — были масонами высших степеней. Деятельность Великого Востока Польско-Литовского, объединявшая символические ложи Польши и Литвы, возобновленная после прусского разгрома вместе с учреждением Варшавского Герцогства 22 марта 1807 года, протекала под сильным влиянием Франции. В ложах возникает культ Наполеона, переброшенный потом и углубленный в мессианистических творениях Г. Вронского и речах А. Товянского. Вспыхнувшая после Венского конгресса слава Александр I создала ему популярность в среде польских масонов, как «королю, восшедшему на престол Пяста», и, приняв тайное посвящение, Александр в ноябре 1815 года был торжественно встречен в масонском Верхнем капитуле как избранный протектор. Быть может, желая держать в своих руках все нити влиятельных польских направлений, Александр вносил щедрые вклады капитулу, быть может, удовлетворяя непреодолимое влечение к мистицизму, Александр интересовался польским масонством, в то же время со свойственной ему двойственностью натуры стремясь все знать, чтобы все предупредить. Сотрудники Александра поняли только вторую половину этого стремления, стараясь в целях осведомления центральной власти разбавить общество масонов представителями высшей русской администрации. Ради такой тайной политики в марте 1819 года генерал Ружнецкий восстановил масонскую унию Литвы и Польши. Это было в целях Александра. Вскоре Ружнецкий стал Великим мастером польско-литовского капитула, готовя гибель всем организациям, которые он возглавил.
Долгое время польское масонство было искусством, возводившим здание космополитической гуманности, но уже в 1814 году появились военные конспирации, поставившие своей целью воссоединение Польши в русской ориентации. Знаком этого войскового союза было трехцветное железное кольцо, символ триединства разделенной Польши. Носимое офицерами это кольцо бросилось в глаза русской администрации, и Александру было дано соответствующее донесение. Удивлению не было границ, когда Александр сказал: «Как только представится случай выразить свое одобрение, я постараюсь привлечь их привязанность». Преследуя цель соединения Литвы и Польши, импреатор оказывал польскому масонству особое покровительство, в своих речах и манифестах подчеркивая в то же время идею национальности, как главное звено связующее разрозненные польские области. Соприкосновение с миром этих идей вскрыло для Александра существование особого, очень глубокого течения в масонстве, связанного впоследствии с именем Валериана Лукасинского и получившего название братства национальных вольных каменщиков. Лукасинский начал службу в рядах наполеоновских стрелков, затем был зачислен в 4-й линейный полк армейской пехоты Царства Польского. Соприкосновение с разнообразными общественными явлениями и обильная впечатлениями жизнь развили в нем энергию и чуткий патриотизм. Образованный и много думавший Лукасинский превратил в ослепительное пламя те искры, которые заронили в него патриоты из армии Костюшко
Они сообщили ему искусство, превратившееся в его руках в орудие, спаявшее отдельные звенья польских масонских союзов в крепчайшую цепь, которая могла бы сковать всецелую Польшу в обширнейших границах, а потом имела задачей расшириться до охвата всего славянства. Не будем касаться интереснейшего и чрезвычайно глубокого ритуала национально-масонских лож
Эта космополитическая легенда, облаченная живыми образами всем очевидных страданий польского народа, не могла не вызвать в сердцах полного отзвука, а чудесное воскрешение Хирама явилось прообразовательным обозначением воскресения невинно убиенной Польши.
Этот масонский миссионизм видел в Польше страну предназначения. Его ветхозаветный и нехристианский характер не удовлетворял Мицкевича, он оставался христианином впоследствии и в своем стремлении осязать продолжающийся внутренний рост христианства. Его горячая любовь к родине привела его к иному истолкованию значения польских страданий, эгоистический национализм уступил в нем место учению об отчизне как о слуге человечества, о польском страдании как об искупительной жертве, о польском народе как о народе-мученике, подражающем Мессии.
Судьба Лукасинского стала известна сравнительно недавно. Заточенный в подземелье секретного замка в Шлиссельбурге, он содержался безымянно самым тайным образом так, что даже управляющему третьим отделением имя его не было известно в 1850 году. Он умер на 82-м году жизни, пробыв в заключении 45 лет. Только в 1862 году, получив возможность дышать свежим воздухом во дворе тюрьмы, он изредка писал свои заметки, ни словом не упоминая о своем прошлом и о своих друзьях. Значительны слова его перед смертью: «Надеясь вскоре предстать перед Престолом Всевышнего, я просить буду не об отмщении… но лишь об отеческом исправлении виновных… о согласии и мире обоих народов и благословении на них».
III.
Влияние национального масонства на кружки польской молодежи, группировавшейся около Мицкевича и Зана в Вильне, ныне не подлежит сомнению, вот почему, пользуясь случаем, я считаю возможным коснуться вскользь событий в Польше второго и третьего десятилетия прошлого века.
В сентябре 1819 года в Варшаву неожиданно прибыл из путешествия по северу император, серьезно встревоженный открытым недовольством польского общества по поводу управления цесаревича Константина и крупными недоразумениями между императорским комиссаром Новосильцевым и попечителем Виленского округа, кн. Адамом Чарторыйским.
Тревожное состояние Европы, утомление, а главное, сознание, что не собственная сила вознесла его и спасла Россию от разгрома, — все это создало в душе Александра тот перелом, который знаменовал собою начало реакции. Сейм без совещания отверг правительственные законопроекты вслед за попытками русских властей дать нежелательные для поляков истолкования важнейших пунктов конституции. Новый сейм был созван лишь по прошествии пяти лет, когда взаимная подозрительность еще более отдалила польское общество и Александра. Более всего в этом охлаждении повинен был Новосильцев, когда-то член Негласного Комитета, теперь темный охранитель польской свободы, вступивший в тайные сношения с берлинским правительством, серьезно боявшимся возможного сближения Польши и России и делавшим все, чтобы это сближение не состоялось. Ради этого тогдашний прусский консул в Варшаве Шмидт пускался на всевозможные ухищрения, и, конечно, не без его помощи Новосильцев обеспечил успех работам, предпринятым воскрешенной им тайной полицией. В 1820 году Лукасинскому пришлось формально остановить деятельность лож, а 25 сентября 1821 года Верховный капитул получил повеление наместника «закрыть работы всех лож до неопределительного времени». Лукасинский перешел к конспирации 1821 года, давшей национальному масонству наименование «Патриотического Союза». У Ружницкого были в руках все данные на случай привлечения Лукасинского, так как он зорко следил за деятельностью вольных каменщиков, будучи восприемником национально-масонского братства. Воспользовавшись организацией национально-масонских лож, Лукасинский в широких размерах провел среди военной молодежи «ценную систему» с концентрическими делениями на провинции, округа и гмины, и сам занял самое опасное и ответственное место начальника военной провинции, обнимавшей всю польскую армию и отчасти литовский корпус. С громадной энергией Лукасинский, преодолев трудности, устроил могучий военный союз, в который привлек общество храмовников, возникшее на Волыни, рассылая в то же время всюду, где звучала польская речь, своих наместников.
Когда его посланцы прибыли в Вильну, они нашли там союз молодежи, группировавшейся вокруг университета. Во главе союза стояли друзья Мицкевича Фома Зан и Иван Чечот. В «общем именном списке принадлежавших к тайному обществу филаретов», учиненном особой следственной комиссией, под номером первым значится: «Фома Зан, кандидат философии, 27 лет, Минской губернии, Виленского уезда; нет за ним и отцом его никакого имения; председатель общества филаретов»; под номером вторым: «Иван Чечот, канцелярский служитель прокуратории Радзивилловской, 27 лет, Гродненской губ. Новгородского уезда; нет за ним никакого имения; проводник голубого союза. Оба они были и в обществе филоматов». По-видимому, здесь имеются в виду три отдельные союза: филаретов, филоматов и голубой союз, на самом деле все они являются подобием масонских организаций, мастерских и капитулов, при этом значение верховного капитула принадлежало замкнутому кружку филоматов, филаретами назывались руководимые тайно филоматами молодые люди, а голубой союз был литературной секцией филаретского кружка в ряду других союзов, названных именами семи спектральных цветов и первоначально составлявших секции братства променистов или лучистых братьев. Общество любителей науки или «общество филоматов» возникло еще в 1804 году, но под влиянием быстрой смены политических обстоятельств не могло расти и замерло. С появлением в университете Мицквича и Зана, в 1815 году, кружок возникает снова под старым названием общества филоматов. На основании материалов следственной комиссии видно, что филоматы дали филаретам устав, состоявший из 72 статей «и имеющий удивительное сходство со всеми новыми образованиями масонских лож и других тайных обществ», который «не был произведением одного Фомы Зана, но, как из дела видно, целого филоматского общества. Из сего ясно оказывается, что филоматы, променисты и филареты составляли одно общество или, лучше сказать, одно тело, которое одушевлялось и управлялось филоматами».
1918
