Стихи на трудные времена. «Утешение поэзией» Барбары Грушки-Зых

Книга, которую вы держите в руках, начала свой долгий путь к читателю летом 2014 года в маленьком швейцарском городке Лавиньи неподалеку от Женевского озера. Именно там Барбара Грушка-Зых сумела убедить автора этих строк перевести на русский язык несколько ее стихотворений. Прежде мне приходилось иметь дело только с переводами эссеистики и прозы, так что переход к поэзии был для меня сродни покорению Монблана. Однако совместная с Барбарой поездка по канатной дороге на Эгюий-дю-Миди, соседнюю с Монбланом гору,показала, что «небываемое бывает», а значит, и восхождение на поэтические вершины заслуживает хотя бы попытки. Спокойная, умиротворяющая, словно зовущая к новым открытиям атмосфера резиденции в Лавиньи располагала к подобным опытам, а дополнительным аргументом стала наша с Басей дружба: когда начинаешь переводить стихи, немного легче, если мысли и чувства поэта понятны, знакомы и близки. Впрочем, вероятно, большинство переводчиков художественной литературы согласится, что хороший перевод всегда рождается из любви. Лишь влюбившись в текст, прочувствовав его и приняв как свой, можно найти средства переложения его на другой язык. Красота и легкость поэзии Грушки-Зых, сочетающиеся с ее стремлением постичь смысл вещей и явлений, проникнуть в их суть, всегда влекли меня, и я решил попробовать пропустить эти стихи через себя, чтобы облечь их в новую плоть русского языка.

Вскоре благодаря Басе перевод стихов стал неотъемлемой частью моей жизни, а из печати начали выходить переведенные мною поэтические сборники — прежде всего Чеслава Милоша. Однако избранное самой Барбары, над которым я продолжал работать все эти годы, по-прежнему оставалось лишь проектом. Издательства не спешили печатать стихи малоизвестной в России поэтессы. Лишь начатая при поддержке краковского Института литературы поэтическая серия «Балтруса» дала возможность познакомить российского читателя с выдающимися, но до сих пор не публиковавшимися по-русски произведениями современной польской поэзии. В серии вышли, в частности, мои переводы стихотворений такого крупного мастера, как Януш Шубер, а теперь наконец-то настал черед творчества Баси.

Книга стихов Барбары Грушки-Зых должна была выйти в мирные времена и стать новым мостом, связующим польскую и русскую культуры. Начавшаяся на наших глазах безумная агрессия, которая унесла множество жизней и разрушила не только материальные, но и долго созидавшиеся незримые мосты, породила еще одно препятствие на пути этой поэзии к русскоязычному читателю. Но, несмотря на все возникшие трудности, вильнюсско-петербургское издательство «Балтрус» нашло возможность донести до вас голос польской поэтессы, которая в стихотворении, давшем название всей книге, обращается к близкому ей человеку и в то же время к каждому, кто читает ее стихи:

я пишу для тебя

мои слова не меняют мир

но меняют твои глаза

Тем самым она словно перебрасывает поэтический мостик над пропастью войны и ненависти, часто воспринимаемой в последнее время как священное право. Однако ненависть коварна: убивая дракона, очень легко превратиться в него самому. Барбара идет другим путем, который — по примеру любимой ею св. Терезы из Лизье — можно назвать «малым». Изменить глаза одного человека, зажечь в них огонь заинтересованности, дружеской расположенности, сочувствия, любви — много это или мало? Чтобы ответить на этот вопрос, попробуем ближе присмотреться к представленным в книге стихам.

Поэзию Барбары Грушки-Зых можно охарактеризовать как внимательный взгляд на простые, очень земные, порой будничные вещи, приоткрывающий их глубинное значениеЗдесь и далее я многократно цитирую свой текст, посвященный творчеству Барбары Грушки-Зых: Легкость, чувственность, глубина // Иностранная литература. 2022. №2.[1]. Чеслав Милош, которого она считает своим учителем, когда-то определил движущую силу поэтического творчества так: «Нас вело любовное стремленье к сущности дуба и горной вершины, осы и цветка настурции. / Чтобы они, запечатлевшись, подтверждали наш гимн против смерти»См.: Милош Ч. На берегу реки / Пер. Н. Кузнецова. М.: Издательство «Текст», 2017. С. 27–29.[2]. У Милоша это желание добраться до сути проявлялось многообразно: он анализировал философские и религиозные учения, исторические события, закоулки человеческой души, но очень часто начинал свои поэтические изыскания с того, что, казалось бы, лежит на поверхности. Грушке-Зых свойственна та же тяга к открытию главного, хотя выражается она несколько иначе, по-женски, а ее стремление еще более, чем в случае Милоша, заслуживает того, чтобы называться любовным. Однако обращение к повседневности характерно и для нее, недаром польский нобелиат в конце жизни написал о ее ранних сборниках: «Я испытываю слабость к этим стихам, потому что они уделяют внимание повседневности, которую нынешние молодые поэты упускают из виду». И еще: «Очень смелая женская поэзия, не стыдящаяся своей женственности, которая заключается в том, чтобы впитывать в себя мир прежде всего чувствами».

Чувственное познание действительности как отправная точка творчества в самом деле характерно для стихов Барбары. Острое ощущение своей телесности и материальности окружающего мира позволяет ей прикоснуться к самой себе, к другому человеку, к природе, к хорошо знакомым предметам. А значит, стихотворение может начаться с ночных рубашек старух из больничной палаты, с чахлых деревьев на краю поля, со вздувшейся жилки на руке, с холодного пива в кафе, с изъеденного короедами старого распятия, с трусов, сушащихся на веревке, со щеки любимого или с сумки, которую он помогает нести, с птиц, поющих на заре после бессонной ночи. Но такое прикосновение— вполне осязаемое — ведет к очень естественному и ненавязчивому проникновению в невидимую реальность, которая за всем этим стоит, к мыслям о любви и страдании, красоте и бренности, загадочной близости между людьми и их не менее загадочной отчужденности, о присутствии в мире Бога и смерти.

Еще одна черта поэзии Грушки-Зых — внимательность к деталям, порой таким, которые, кроме нее, мало кто замечает. Это обусловлено личной, человеческой, женской восприимчивостью автора и в то же время тем, что уже много лет силезская поэтесса живет на пересечении двух сфер деятельности: пишет стихи и занимается журналистикой. Почти все ее репортажи (в том числе и те, которые переросли в отдельные книги) — о людях. Ее герои и собеседники могут быть всемирно признанными мастерами (такими как Милош, Занусси, Киляр, святой брат Альберт) или личностями никому не известными, но все они способны восхитить — прежде всего, красотой своей души. В творчестве Барбары Грушки-Зых поэзия и журналистика взаимно поддерживают друг друга, помогая читателю проникать вглубь повседневности и возносить ее, а точнее, видеть ее высоту.

Среди авторов, особенно сильно повлиявших на нее, Барбара выделяет Милоша, которого называет «мой поэт», а также Ружевича, Норвида, Цветаеву, Ахматову, Бродского, Рильке, Хартвиг и Загаевского. «Для меня, — говорит поэтесса, — писать стихи — это удивляться тому, что меня восхищает. К счастью, такое по-прежнему происходит. Это задумываться, из чего я состою помимо тела, волос и угадываемой, хоть и неуловимой души. Это пытаться осознать, чтó из внешнего мира остается в нас, и в то же время настойчиво искать утешения». Удивление, которое со времен Платона справедливо считается началом философии, у Барбары Грушки-Зых выливается в поэзию. Несмотря на свою внешнюю простоту, поэзия эта задается самыми серьезными философскими вопросами и — как философия у Боэция — служит утешению, действительно превращаясь в «гимн против смерти», как бы часто смерть ни становилась ее темой. Такое «утешение поэзией», не уводящее из реальной жизни со всеми ее ужасами и жестокостью, но позволяющее заглянуть глубже, «за лабиринт вещей»См.: Милош Ч. Хроники / Пер. Н. Кузнецова. СПб: Издательство Ивана Лимбаха, 2020. С. 63.[3], пожалуй, особенно важно в нынешние времена, ибо стихи Баси помогают проникнуть «туда где со свежей травой / начинается надежда»См.: чахлые деревья в поле… // Наст. изд. С. 69.[4].

Выбор вошедших в книгу стихотворений — результат взаимодействия автора и переводчика. Часть текстов отобрала сама поэтесса, сочтя их лучшими и наиболее репрезентативными для своего творчества, а часть я перевел, исходя из того, что мне особенно близко. Иногда мой выбор отличался от авторского — так в книгу попали три стихотворения, не включенные Барбарой ни в один из ее сборников. Есть здесь и стихи, связанные с нашим общим опытом. Приведу лишь наиболее очевидные строки, посвященные уже упомянутому швейцарско-французскому путешествию:

на Монблане вместо снега

ты увидел мое белое платье

слишком легкое чтобы в нем выжить

даже в твоих глазах

Стихи последних лет представлены в книге шире — в них полнее всего отразились мастерство и опыт автора, кроме того, к ним у меня более личное отношение, ведь порой они возникали буквально на моих глазах. Однако здесь есть и стихотворения, написанные Басей в ранней молодости, — одно из них по-прежнему остается своего рода визитной карточкой челядзкой поэтессы:

кто-то разбил

надо мной

кувшин полный огня

После знакомства со стихами я очень рекомендую вам перейти к тонкому и тщательному их разбору в послесловии Станислава Ясёнóвича, который подробно рассказывает об основных тенденциях в творчестве Грушки-Зых, а также анализирует отдельные стихотворения, порой даже те, которые не вошли в эту книгу. В своем кратком вступительном слове я не ставлю перед собой столь серьезных задач, но хотел бы поделиться своим восприятием поэзии Барбары именно с точки зрения переводчика.

Должен сказать, что перевод этой поэзии всегда радует, порой изумляет, иногда дается очень просто, но иногда сопряжен с серьезными трудностями. Дело в том, что Грушка-Зых — автор, который использует огромный арсенал выразительных средств. В частности, помимо преобладающих верлибров (их пишет большинство современных польских поэтов), у нее встречаются рифмованные стихотворения, перевод которых был для меня вызовом ввиду их лаконичности и небанальности рифм:

не полетим мы в Порту или в Пуэрто-Рико

не будем есть эскимо среди толпы многоликой

и не найдем друг для друга общего мгновенья

в постели в воде озерной другие скрасят нам время

заменят сойдут с небес и себе присвоят

те чувства что теперь испытываем мы двое

простые уравнения что нужно решать доныне

женщине и мужчине

В этом стихотворении мне так и не удалось передать, что мороженое на самом деле зеленое: нужная рифма к Пуэрто-Рико не нашлась. В переводе другого представленного в книге стихотворения я ввел едва уловимые, а иногда и вполне очевидные рифмы, несмотря на то, что в оригинале их нет. Сам язык подсказал это решение, и хотя, как правило, я стараюсь сохранять формальные особенности переводимых текстов, в данном случае мне показался уместным небольшой эксперимент. Вот последние строки этого стихотворения:

никто не завидует тому что под конец

лишь камень на камне останется мне

для тебя я камень на шее

отрежь меня брось в колодец

и я тихо как камень в водуСм.: я каменная… // Наст. изд. С. 37.[5]

Этот отрывок хорошо иллюстрирует еще один любимый Барбарой прием — игру слов с использованием фразеологизмов. Особенно много их в стихотворении «клочья», представляющем собой поток сознания, где в каждой из коротких рваных строк обыгрываются разные смыслы схожих слов:

клочок бумаги с буквами

всё разорвано в клочья

и в моей голове

одни рваные фразы

мне оторвало палец

я не могу писать

то что не написано

не будет рвать жилы

за место под солнцемСм.: клочья // Наст. изд. С. 39.[6]

Порой ввиду языковых различий игра слов бывает почти непереводима. Например, в стихотворении о птицах, улетающих осенью на югСм.: клинья // Наст. изд. С. 90.[7], используется слово «klucze», которое означает, с одной стороны, ключи, «открывающие наши уши для бесконечности», а с другой — птичьи клинья. В переводе пришлось «вбивать» клинья в уши, чтобы открыть их, — к польскому читателю не понадобилось применять столь радикальные меры.

Зато российский читатель обнаружит в этой книге отсылки, которые в Польше поймет далеко не каждый, и которые свидетельствуют о близком знакомстве Барбары Грушки-Зых с русской культурой. Если прямое указание на Анну Ахматову прочитывается легкоСм.: Анна Ахматова на фотографии // Наст. изд. С. 63.[8], а в строках о невозможности «оторвать глаза» от сидящей рядом лирической героиниСм.: птицы начали петь… // Наст. изд. С. 94.[9] содержится подсказка, что речь идет о цитате из песни «Аквариума», то лишь немногочисленные знатоки русского рока смогут догадаться, что в стихотворении «лето так пахнет словно всегда…»См.: лето так пахнет словно всегда… // Наст. изд. С. 83.[10] упоминание о колокольчике в волосах отсылает к песне «Полонез» группы «Чиж & Co».И, скорее всего, мало кто, включая москвичей, поймет, что «кладбище в далекой столице» из стихотворения «в мой день рождения ты ходил…»См.: в мой день рождения ты ходил… // Наст. изд. С. 48.[11] — Новодевичье, а «рука с сигаретой висящей / между небом и землей» принадлежит бронзовому Евгению Евстигнееву. Такие маленькие загадки во множестве разбросаны по стихам Баси. Боюсь, что даже я, хорошо знакомый и с ней самой, и с ее творчеством, не смог разгадать все. Тем увлекательнее чтение этих стихов, насыщенных смыслами на самых разных уровнях.

И в заключение несколько слов о том, как возникает поэзия Барбары Грушки-Зых. По ее словам, стихотворение может прийти к ней при пробуждении, за утренним кофе, на прогулке. Впрочем, несколько раз мне самому доводилось быть свидетелем рождения стихов — обычно это случалось во время онлайн-переписки, когда Барбара вдруг на некоторое время замолкала, а затем в окошке чата появлялись только что написанные строки. Иногда они потом дорабатывались и редактировались, иногда так и оставались в первозданном виде. Но всякий раз меня не оставляло ощущение чуда, к которому мне было дозволено прикоснуться. Надеюсь, чтение стихов Баси позволит русскоговорящему читателю тоже проникнуться ощущением такого чуда.

В нынешние тяжелые времена очень хочется надеяться и на другое чудо — на то, что поэзия Грушки-Зых будет способствовать восстановлению разрушаемых культурных и межчеловеческих, пространственных и временны́х мостов. Ведь мост, как пишет польская поэтесса, —

…хорошее место встречи

для извлеченных из-под толщи веков

и родившихся ныне стремящихся

понять как перейти из года в год

из секунды в секунду

по узкому мостику времени

оно как вода под мостом

исцеляет память и являет

вечно новое лицо над которым

летят мои растрепанные волосыСм.: я стояла на римском мосту… // Наст. изд. С. 92.[12]

Пусть время исцеляет память, а стихи Барбары Грушки-Зых лечат душу и несут утешение.

Предисловие к книге: Грушка-Зых Барбара. Я пишу для тебя / Пер. с польского Н. Кузнецова; послесловие C. Ясёновича в пер. И. Белова; сост. Н. Кузнецов. СПб — Вильнюс: Балтрус, 2022.

Книга вышла из печати!