«...Вроцлавскую готику нам показывала Марианна Боцян».

198.

Накануне этой короткой поездки из Вроцлава в Валбжих, вечером, сразу же по приезде из Кракова, мы встретились во Вроцлаве с Тадеушем Ружевичем и Уршулей Козел, посидели с ними в артистическом кафе, где к Ружевичу то и дело подходили знакомые. Ружевич, как известно, больше общается с людьми театра или с художниками и искусствоведами, нежели с литераторами. Но и Уршуля Козел — не чужая вроцлавскому театральному миру. С вроцлавским студенческим театром «Каламбур», ставившим композицию по ее поэзии, она побывала во многих странах. Впрочем, во Вроцлаве она никому и ничему не чужая, многие годы работает в журнале «Одра», какое-то время работала и в городской Раде, то есть Совете.

Переночевав, мы уехали в Валбжих, следующую ночь ночевали в Валбжихе у Яхимовича.

А по возвращении из Валбжиха мы ходили по Вроцлаву. Знаменитый вроцлавский зоопарк мы посмотрели сами, а вроцлавскую готику нам показывала Марианна Боцян.

Мы давно знали и ценили ее стихи. Кое-что в переводах Астафьевой было в «Иностранке» в 1979-м. Темпераментная эротика:

Прими горящую алость тела

прими белизну кожи которую мрак пронижет

шептала женщина пламенем первой речи...Перевод Н.А. «ИЛ» 1979, №7. Польские поэты ХХ века. Польские поэтессы.[1]

В некоторых давних ее стихах эротика была столь напряженной, что для московского журнала в те времена оказалась неприемлема:

В джунглях наших тел друг друга гонят два зверя,

голых, беспомощных среди кружений крови...

...Это беззаконье, с которым мирится без нас

наша кровь, чтобы быть вовек.

Не мы — два зверя бессмертны!Перевод Н.А. Польские поэты ХХ века. Польские поэтессы.[2]

Но не менее темпераментна этика Марианны Боцян:

за искусство быть человеком,

встречающееся столь редко,

а нужное всем столь насущно, как поле и Польша...

...за искусство быть человеком,

встречающееся столь редко

минуту молчанья

над черным квадратом«ИЛ» 1979, №7. Польские поэты ХХ века. Польские поэтессы.[3]

Черный квадрат здесь — это не черный квадрат Малевича. Это черный квадрат могилы, и черная рамка сообщения о смерти, о похоронах и поминальной мессе, по-польски это называется «клепсидра» и висит при входе в костел. Среди традиционных польских ценностей — уважение к умершим.

Витольд Вирпша — в поздние свои западноберлинские годы — писал, что в стихах Марианны Боцян моральная оценка, по сравнению с другими поэтами Новой Волны, «пожалуй, и шире, и глубже, без <...> невольного подчинения несчастному примату политики», и если для остальных поэтов Новой Волны главное — различие между правдой и ложью, то для Боцян главное — «различие между добром и злом».

Марианна окончила филологический факультет, параллельно училась на философском, а родилась в деревне, в крестьянской семье и многие годы ездила летом к своим родным в деревню. Для нее скаральны земля, трава, хлеб, земледелие, сеятель и пахарь, отец, мать. Дом. Сад. Мать, которая трудится в доме и в саду:

Мать собирает семена розы

жизнь у Жизни вечно принимает роды

Религиозность Марианны — традиционная, крестьянская, вынесенная из дому. Поэзия в ее ощущении тождественна религии:

если уж люди прикончат поэзию

Боже

Ты будешь снова ее началом

Филологии ей было недостаточно, она училась и на философском. В ее университетской эрудиции существенное место заняла средневековая теология, а в огромном Вроцлаве она нашла себя среди средневековой архитектуры.

Она водила нас по Тумскому Острову. «Tum» — по-польски «собор», от латинского «domus». (Так что название Домского собора в Риге звучит как «масло масляное»). С этого острова между двумя протоками Одры Вроцлав когда-то начинался. Здесь готические громады сгрудились особенно тесно и возвышаются над городом. Тумский остров (и Тумский мост, ведущий на остров) — любимое место прогулок Марианны. Ее стихотворение «Ночь» начинается обращением к Богу: «Будь милосерд ко мне, идущей ночью через сонный Тумский остров...»

Об одной из прогулок по острову она писала:

...расцветала над нами готика — стрельчатая как вера

которую безымянные художники извлекали из собственных тел

возносили духом материю в архиформе к небу...

Соборы острова восхищают «архиформой», но материя этих архитектурных мамонтов немножко подавляет. Маленькая Марианна чувствовала себя среди них уютно. Свою хрупкость — но не покоренность! — она ощущала в других, в замкнутых пространствах:

...в тюремной камере меж четырьмя стенами

мое хрупкое тело как белый кролик

которого в тишине без усилия мышцы

можно лишить земной его жизни

— нет, я не чувствую здесь себя покоренной...Перевод Н.А.[4]

Эта ее «Тюремная медитация» и многие еще стихи могли быть опубликованы в легальной польской печати лишь после 1989 года.

Декабрьский день — короткий. Темнело. Холодало. Начиналось резкое похолодание по всей Польше (в январе 1987-го в Польше вымерзли многие сады). Мы зашли в небольшое скромное кафе, где встречается беднейшая богема Вроцлава, что-то съели, выпили по чашке кофе.

Больше мы так и не видели Марианну. Наташа переписывалась с ней. В 1997-м опубликовала в «Иностранной литературе» ее афористичные миниатюры — гномы. Во Вроцлав мы попали в следующий раз в 2001 году, в конце мая, Марианна уже уехала, как всегда, в деревню к матери, а весной 2003-го она, много лет пытавшаяся не поддаться своей страшной болезни, умерла.