Польская литература онлайн №4 / Польская литература в годы второй мировой войны (1939–1945)
1 сентября 1939 г. нападением Германии на Польшу началась Вторая мировая война. Западные и северные земли Польши вошли в состав рейха, в центре было создано Генерал-губернаторство под полным контролем немцев, на восточные территории страны 17 сентября 1939 г., в соответствии с тайным соглашением между Германией и СССР (известным как пакт Риббентропа–Молотова), вошла Красная Армия. В оккупированной Польше возникло вооруженное подполье: уже в сентябре 1939 г. была создана Армия Крайова (АК), подчиненная эмиграционному правительству в Лондоне, в 1942 г. — Гвардия Людова (с января 1944 — Армия Людова) под руководством польских коммунистов — Польской рабочей партии (ППР). В августе 1944 г. АК подняла в Варшаве вооруженное восстание против немцев, которое было жестоко подавлено. Столица Польши была освобождена Красной Армией лишь в январе 1945 г.
Годы войны и оккупации стали для польского народа национальной трагедией. Погибли миллионы поляков, почти четвертая часть населения страны, почти полностью была уничтожена ее столица Варшава. Гитлеровская оккупация на пять лет подавила все легальные формы культурной жизни в Польше. Были закрыты средние и высшие учебные заведения, национальные театры, издательства, журналы. За годы войны в Польше не вышло ни одной польской книги (если не считать нелегальных изданий), не было снято ни одного кинофильма, не состоялось ни одной выставки изобразительного искусства. Оккупанты разграбили национальные богатства страны, уничтожили многие культурные ценности — библиотеки, произведения искусства, памятники архитектуры. На территории Польши были созданы страшные фабрики смерти — лагеря Освенцим и Майданек. Гитлеровцы проводили целенаправленную политику истребления польской интеллигенции. В ноябре 1939 г. был арестован весь профессорско-преподавательский состав Ягеллонского университета в Кракове, большая часть которого погибла в концлагере Заксенхаузен. Были расстреляны, замучены в концлагерях, погибли от лишений и тысячи писателей, художников, артистов, ученых.
Огромные потери понесла польская литература. В сентябре1939 г. покончил с собой С.И. Виткевич, погиб при бомбардировке Люблина Ю. Чехович, в 1941 г. во Львове гестаповцами был расстрелян Т. Бой-Желенский, в Кракове в 1941 г. погиб И. Фик, пал от пули эсэсовца на улице Дрогобыча Б. Шульц. Умер в Освенциме Э. Шиманский, погибли в годы войны Ю. Каден-Бандровский, К. Ижиковский, Э. Зегадлович и многие другие. В лагере для военнопленных в Катыни в СССР в 1940 г. были убиты поэты В. Себыла и Л. Пивовар. Ряду писателей удалось выжить в Освенциме и других лагерях смерти (Т. Холуй, Т. Боровский, Г. Морчинек, З. Коссак-Щуцкая, И. Неверли, С. Выгодский, С. Шмаглевская, К. Филипович и др.), в немецких лагерях для военнопленных — К.И. Галчинский, Л. Кручковский, С. Зелинский и др.).
Но уничтожить польскую культуру оккупантам не удалось. Несмотря на жестокий террор и преследования, по всей Польше была создана подпольная система среднего, а в Варшаве и Кракове и высшего образования. В подполье издавались книги (поэтические антологии, песенники, сборники сатирических и лирических стихотворений, часто печатавшиеся на пишущей машинке или на гектографе самим автором), газеты и журналы (уже в конце 1939 г. более 30 названий), организовывались тайные концерты, лекции, дискуссии. Действовало множество любительских и профессиональных театров, главные из них в Кракове — «Независимый» Т. Кантора и «Рапсодичный» М. Котлярчика.
Более ста литераторов (считая только печатавшихся еще до войны) и не один миллион их читателей оказались за рубежом. Поляки, заброшенные во многие страны почти всех континентов не по своей воле, не были эмигрантами в обычном смысле этого слова. Одни бежали от оккупантов, чтобы на разных фронтах продолжать борьбу с немцами, другие были депортированы, заключены в концентрационных и трудовых лагерях.
За рубежом, прежде всего в Англии и СССР, сложились польские политические и культурные центры, действовали польские институты культурной жизни. В Лондоне издавались книги польских авторов, выходили еженедельник «Вядомости польске» и ежемесячник «Нова Польска». В Англии оказались А. Слонимский, С. Балинский, М. Павликовская-Ясножевская, М. Кунцевич; в Бразилии и США — Ю. Тувим, К. Вежинский, Я. Лехонь; в Аргентине — В. Гомбрович и т.д. В западной эмигрантской среде не было политического единства. Такие писатели, как Тувим, выступали против политики лондонского эмиграционного правительства. После освобождения страны большинство писателей вернулось в Польшу, но некоторые из них (Я. Лехонь, К. Вежинский, В. Гомбрович, Г. Герлинг-Грудзинский и др.), не приняв программы строительства Польши по советскому образцу, остались в эмиграции.
Многие представители польской художественной интеллигенции, главным образом беженцы из центральной Польши — писатели (около двухсот человек), литературные критики, актеры, режиссеры и т.д. — оказались в сентябре 1939 г. в ставшем советским Львове. В Союз писателей Украины были приняты такие известные литераторы, как Т. Бой-Желенский, В. Броневский, В. Василевская, А. Ват, А. Важик, Г. Гурская, Я. Курек, С.Е. Лец, Л. Пастернак, Е. Путрамент, Т. Пайпер, Ю. Пшибось, А. Рудницкий, В. Слободник, А. Стерн, Л. Шенвальд, М. Яструн и другие (всего 58 человек). Лишь небольшая горстка польских писателей не приняла участия в советской литературной жизни Львова (В. Грубинский, Х. Наглерова, Б. Обертынская, О. Ортвин, Т. Парницкий и ряд других). Почти все они были репрессированы — арестованы, сосланы в ссылку. Впрочем, этой участи не избежали и многие из тех, кто сотрудничал с новой властью.
Украинизация и советизация во Львове польских институтов образования, науки и культуры (например, все высшие учебные заведения стали украинскими, университет имени Яна Казимежа стал называться имени Ивана Франко, соответственно были пересмотрены учебные программы), массовые репрессии против поляков вызывали протест, чаще всего скрытый, среди польской творческой интеллигенции. Сама эта интеллигенция была расколота, царила атмосфера взаимного подозрения. Возможности публикации стихов, фрагментов прозы, репортажей и пропагандистских статей предоставляли газета «Червоный штандар» (сентябрь 1939 — июнь 1941) и литературно-общественный ежемесячник «Нове виднокренги», который издавался в 1941—1946 гг. сначала в Москве (с филиалом редакции во Львове), затем в Куйбышеве и снова в Москве.
В программной статье, открывающей первый номер журнала «Нове виднокренги», писалось: «Наш журнал призван служить польской культуре как части советской культуры, ее упрочению и развитию»
В январе 1940 г. органы НКВД арестовали В. Броневского и вместе с ним А. Вата, А. Стерна, Т. Пайпера, С. Балинского и других. Броневскому инкриминировалась «шовинистическая пропаганда с помощью низкопробных националистических виршей».
В январе 1940 г. произошли и другие аресты среди польских литераторов — в частности, был арестован, приговорен к расстрелу, замененному на десять лет лагеря в Сибири, драматург В. Грубинский, описавший перипетии своего ареста и ссылки в книге воспоминаний «Между молотом и серпом» (1948)
После нападения Гитлера на Советский Союз 22 июня 1941 г. политика советского руководства, которому понадобились союзники в борьбе с немецким фашизмом, по отношению к польскому населению страны изменилась кардинальным образом. Патриотические стихи Броневского, за которые он попал в тюрьму, летом 1941 г. были опубликованы в журнале «Нове виднокренги». Просидев более полутора лет в тюрьмах Львова, Москвы, Саратова, поэт вышел на свободу (как и многие другие поляки) в результате амнистии после подписания Советским Союзом 30 июля 1941 г. договора с польским эмиграционным правительством В. Сикорского о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии. Поэт вступил в созданную в СССР польскую армию генерала Андерса, которая была выведена в 1942 г. на Ближний Восток.
Часть писателей — Путрамент, Шенвальд, Пастернак, Важик и др. — объединилась вокруг Союза польских патриотов, приняла активное участие в организации Польского войска, влившегося в Красную Армию, и вернулась в Польшу в его рядах. Большую роль в деятельности Союза польских патриотов играла В. Василевская, ставшая советской писательницей (после войны она осталась в СССР, но продолжала писать на польском языке).
В своем творчестве военных лет эти писатели отказываются от своих довоенных художественных поисков, в нем сильны гражданственно-публицистические мотивы, романтический пафос. В Москве издают сборники стихов А. Важик («Сердце гранаты», 1943), Л. Пастернак («Избранные стихотворения», 1941; «Слова издалека», 1944; ему же принадлежат популярные солдатские песни Польского войска), Л. Шенвальд («Из гостеприимной земли в Польшу», 1944). В стихотворении «Прощание с Сибирью» Л. Шенвальд, рисуя Сибирь, переосмысляет образы романтической поэзии. Для него Сибирь — это не место мученичества поляков, а край, где «некогда безмолвие снегов» нарушалось лишь «посвистом летящей кибитки» и «печальным звоном кандалов», а ныне «гудят заводы и плавильни и мчатся поезда с тяжелым грузом», куется победа над общим врагом русских и поляков. Сибирь — страна, где живет «народ простой и цельный / как будто вырубленный весь из камня» (перевод В. Парнаха).
С иных идейных позиций, но также в духе романтической поэзии («Дорога в Россию» А. Мицкевича) описывает Сибирь Беата Обертынская (1898—1980), на долю которой выпали советские тюрьма, лагерь, ссылка:
Тайга… Как в болоте гниющий труп.
Глушь на веки веков.
Бездна… О людях забыл тут,
кажется, даже Бог.
(«Тайга». Перевод Н. Астафьевой)
По-разному сложились судьбы польских писателей во время войны, но в творчестве подавляющего большинства из них отразился процесс осознания трагедии польского народа, крушение иллюзий по поводу политики польского государства, освобождение от индивидуалистического миросозерцания. Действительность требовала от литературы мужества и стойкости, злободневности, активного участия в борьбе. Своим творчеством в годы войны польские писатели опровергли старую максиму «При громе оружия музы молчат». Создаваемые за рубежом или в оккупированной Польше произведения таких признанных поэтов, как Л. Стафф, Ю. Тувим, В. Броневский, А. Слонимский, К. Вежинский, Ч. Милош, С. Балинский и многих других, пересекали фронты и границы и пользовались огромной популярностью у читателя.
На первое место в годы войны выдвигается поэзия, которая быстрее всего откликалась на события. Это была патриотическая гражданственная лирика. «Смысл тогдашней поэзии заключался в выражении явных, непосредственных чувств с возможно максимальной экспрессией. Мы не скрывали и не стыдились своей страстности. Мы не искали для нее псевдонимов, нам претили аллюзии. Чтобы передать огромные бурные эмоции, порожденные эпохой, нам требовались выразительные средства. Мы верили в слово, в человека, в жизнь, в исполнение мечтаний всего народа»
В далекой Америке Ю. Тувим написал в годы войны лироэпическую поэму «Цветы Польши». Это поэтическая автобиография и биография времени, написанная в традициях лирических поэм Ю. Словацкого, А. Пушкина. Содержащая размышления на самые важные для поэта нравственно-философские темы, поэма пронизана любовью к родине, польской речи, природе, истории:
Верни нам хлеб с родного поля
И для гробов родные сосны.
Но главное — родное слово,
Столь извращенное лукаво,
Исконной правдой чтоб звучало:
Чтоб право означало право,
А вольность — вольность означала…
(Перевод М. Живова)
Один из лейтмотивов поэмы — переосмысление романтического образа поэта-изгнанника. Сгибаясь «под тяжестью сердца», он болезненно переживает свою вынужденную разлуку с родиной. Полностью поэма была опубликована в Варшаве в 1949 г., но фрагменты из нее (например, «Молитва», «Варшавская сирень») были широко известны в оккупированной стране, проникали даже за колючую проволоку концлагерей, вселяя в узников надежду и веру в освобождение.
Резкое осуждение правителей довоенной Польши, боль за поруганную родину, тоска по ней, по ее пейзажам, по городу своей молодости — Варшаве определяют содержание стихов А. Слонимского, издавшего в Лондоне сборники «Тревога» (1940), «Пепел и ветер» (1942), «Избранные стихи» (1944). В стихотворении «Русским» (явной реплике стихотворения Мицкевича «Друзьям-москалям») поэта волнует вопрос о будущем Польши, зависящем от восточного соседа:
Что принесешь ты нам, сосед?
Иль вновь засвищет царский кнут?
Когда ты перейдешь чрез Прут.
Когда в руины городов
Кудлатый конь казацкий въедет,
Кто будет во главе полков?
Опять Суворов иль Кутузов?
Европа смотрит и мир ждет,
Что принесете на знаменах,
Свободу всем — народам, людям
Иль вновь указ новых царей?
В поэзии М. Павликовской-Ясножевской «эстетическая доминанта сменяется этической» (по точному определению В. Британишского
О розе ли жалеть, когда горят леса —
Жалеть ли о лесах, когда весь мир горит,
Когда планета вся становится Сахарой…
Планету ли жалеть, когда разверзся хаос, —
писала поэтесса в стихотворении «Роза, леса и весь мир» (перевод Н. Астафьевой). В личной судьбе беженки, с ностальгическим чувством вспоминающей родной дом, пейзажи Кракова и его окрестностей, Павликовская видит отражение общечеловеческой мировой катастрофы.
Широко известны и очень популярны были стихи В. Броневского из книг «Примкнуть штыки» (1943) и «Дерево отчаяния» (1945), изданных в Иерусалиме. В них необычайно сильно, часто трагично, но всегда задушевно и проникновенно звучит тема родины. В них переплетаются страстные призывы к борьбе и боль жизненных потрясений, усталость, депрессия, ностальгия. Ряд стихотворений — «Письмо из тюрьмы», «Каштан» и др. — посвящен переживаниям поэта в советской тюрьме (в послевоенной Польше они были запрещены вплоть до конца 80-х гг.). Несмотря на драматические моменты скитальческой жизни, запечатленные поэтом во многих строках тех лет («над моею над жизнью всею,/ видно рок тяготеет злой:/ предает меня всесожженью / каждый кодекс и каждый строй» — «К поэзии», перевод Н. Астафьевой), мужество поэта побеждает обиды, несправедливость, невзгоды, отчаяние и мысли о смерти («Смерть забывается. Жизнь — остается»).
В стихах Броневского военных лет ожили многие образы и понятия романтической поэзии, такие, например, как «Пилигрим», «Скиталец», «Изгнанник», вызывающие у читателя столь значимые и знаковые ассоциации с эмигрантской поэзией Мицкевича. «Сегодня Пилигримов я ровесник и по следам изгнанников иду» («Письмо из тюрьмы»). Вся поэзия В. Броневского находится в прямом родстве с романтической традицией, но в годы войны она как никогда раньше насыщается аллюзиями, реминисценциями, микроцитатами из поэзии польских романтиков, достигая с их помощью глубоких исторических обобщений народной судьбы: «Во-первых, Мицкевич/ с «Редутом Ордона»/ (Ордон — это о нас)» («Рецепт на поэзию»). На Мицкевича ссылается Броневский и в своем видении будущей Польши:
Разговор наш будет коротким
Вильно, Кременец и Львов не отдам
А также и Новогрудек.
Почему? — Пусть ответит Адам
(«Все равно нам, солдатам»)
Характерной чертой всей польской поэзии военных лет является обращение к образцам великой романтической поэзии и усиление в ней рефлективного начала. Высокий романтический стиль призван был выразить необыкновенное напряжение чувств, боль и горечь за страдающую родину. Романтические образы помогали провести аналогию между судьбой нынешних поэтов и польских романтиков, «скитальцев» и «пилигримов», между прежней угнетенной Польшей и новой национальной трагедией, постигшей страну.
Произведения польского романтизма — это «Польская библия», как назвал свое стихотворение о традициях польского романтизма К. Вежинский: «Дзяды», «Иридион», «Пан Тадеуш» или «Кордиан» — возьми эти творения и переложи их на язык поколений — Что ты услышишь в них? — Не згинела. Не прекращалась литературная жизнь и в оккупированной стране. Никто из сколько-нибудь известных польских писателей не запятнал своего имени сотрудничеством с гитлеровцами. Оставшиеся на свободе писатели продолжали заниматься литературным трудом, публиковать свои произведения на страницах нелегальных изданий и распространять их в рукописях. Библиография нелегальных журналов и газет, выходивших в Польше во время оккупации, насчитывает почти полторы тысячи названий, в том числе десятки собственно литературных изданий, представлявших разные политические ориентации.
Одним из наиболее популярных стихотворений, ходивших в списках и анонимно печатавшихся в нелегальных изданиях, было стихотворение старейшины польской поэзии Л. Стаффа «Первая прогулка», в котором, описывая разрушенную Варшаву, поэт выражал твердую уверенность в том, что
Минуют дни, забудем о разгроме,
Залечим раны, возместим потери.
Мы будем снова жить в родимом доме,
Опять войдем хозяевами в двери.
(Перевод Д. Самойлова)
Ч. Милош в классически строгих стихотворениях военного времени, вошедших в сборник «Спасение» (1945), разрушительной силе войны противопоставлял «спасенные два слова: правда и справедливость», нравственные ценности Веры, Надежды и Любви, хранимые истинной поэзией (Оставьте поэтам мгновенье радости, / Не то погибнет весь мир. — «В Варшаве», перевод В. Британишского).
В оккупированной Польше в годы войны дебютируют молодые писатели, родившиеся около 1920 г. и именовавшиеся позднее в критике поколением «Колумбов, год рождения 20» (по названию романа Романа Братного).
Группа молодых литераторов сложилась вокруг журнала «Штука и наруд» (в 1942—1944 гг. вышло 16 номеров). Он издавался под патронатом радикальной националистической организации «Конфедерация Народу» и пропагандировал идею создания могущественного польского государства — «Славянской империи», перестройку национального сознания в имперском духе, культ силы, «культурную революцию», направленную против писателей старших поколений. «Поэзия двадцатилетия, — писал, например, Тадеуш Гайцы (1922—1944) в 1943 г., — на три четверти была духовно чужда нашей земле, чужда душе человека этой земли»
В поэме «Призраки» (1943), сборнике стихотворений «Обычный гром» (1944) Гайцы — в поэтике сонного кошмара и гротеска с использованием библейских и романтических образов — передал свое ощущение нереальности мира, катастрофическое его восприятие и предчувствие смерти.
Наряду с Т. Гайцы яркими поэтами и публицистами группы были Вацлав Боярский (1921—1943), Анджей Тшебинский (1922—1943), Здислав Строинский (1921—1941). Все они погибли во время диверсий против гитлеровцев или в Варшавском восстании 1944 г. Молодые писатели левых взглядов, близких ППС, сплотились вокруг ежемесячника «Дрога» (1943—1944). В «поэтических тетрадях» журнала в 1944 г. были опубликованы произведения Кшиштофа Камиля Бачинского (1921—1944) и Тадеуша Боровского (1922—1952), получившие позже широкую известность. Ранее, в 1942 г., Бачинский издал вручную тиражом 96 экземпляров первую книжку своих стихов — «Избранные стихи» (под псевдонимом Ян Бугай). В 1943 г. поэт вступил в отряд подпольной Армии Крайовой, чтобы с оружием в руках бороться с врагом.
Выдающийся поэтический талант Бачинского созрел и расцвел необычайно быстро. Следуя традициям позднего Словацкого и Норвида, он стремился воскресить роль поэта как духовного вождя народа. В поэтике Бачинский опирался также на пейзажно-катастрофическую лирику 30-х гг. Ю. Чеховича, мастерски используя многозначную метафору и символику. Его лирика сконцентрировала трагизм жизни польского народа под пятой оккупантов, отразила судьбу его поколения, которое хотело жить и любить и которому пришлось ненавидеть и умирать:
Нас научили: нет милосердья.
Мертвые братья снятся ночами.
Вырваны очи их палачами,
кости ломали им перед смертью.
Твердый резец до крови рассекает,
пенятся кровью глаза-пузыри.
Нас научили: совесть исчезла.
Прячемся в норы, под тяжкие плиты,
в камне мы образ любви высекаем,
собственный памятник, как троглодиты.
Нас научили: любви не бывает…
(«Поколение», 1943. Перевод А. Ревича)
Пессимистическая жизненная философия сочеталась у Бачинского с восторгом воспоминаний о детстве, с воспеванием светлого чувства любви к жене Барбаре, погибшей, как и поэт, на баррикадах Варшавского восстания 1944 г.
Первой стихотворной книгой Т. Боровского был цикл стихов «Везде, где земля» (1942, 165 экземпляров, отпечатанных на гектографе). Гекзаметр, которым написаны десять стихотворений, придает циклу возвышенный характер. В «Имперской фрашке» поэт сатирически отнесся к идее «славянской империи» — конфедерации славянских народов под эгидой Польши, которую пропагандировали публицисты журнала «Штука и наруд». Но главная тема поэзии Боровского — это катастрофическая судьба поколения — «Что мы оставим? Ржавый лом / и смех язвительный потомков» («Песня», перевод Л. Тоома).
Коммунистические группы («Общество друзей СССР», «Серп и молот» и др.), а затем ППР, созданная в 1942 г., издавали общественно-политические и литературные журналы («Пшелом» и др.). В число их целей входило создание антифашистской литературы, борющейся за социалистическое устройство послевоенной Польши, но в них не появилось значительных писательских имен.
Ярчайшим представителем поколения «Колумбов» является Тадеуш Ружевич (р. 1921), послевоенное творчество которого в значительной степени определило развитие польской поэзии и драмы второй половины ХХ века. В 1943—1944 гг. Ружевич воевал в партизанском отряде Армии Крайовой, сотрудничал с подпольной печатью, в 1944 г. издал (под псевдонимом Сатир) на гектографе сборник стихотворных и прозаических произведений «Лесные эха».
Что же открыли польские «Колумбы» военного поколения? Т. Ружевич так ответил на этот вопрос: «Мы открыли страшную тайну, спрятанную под покровом культуры, цивилизации и всего того, чему учили нас в школе. Мы открыли, что Homo sapiens — непредсказуемый монстр, чудовище!.. Мы открыли ад на земле…»
За датой каждого стихотворения молодых поэтов стояли концлагеря, пытки, облавы, расстрелы, смерть. Испытание оккупацией стало для них основой формирования собственного мировоззрения, морали и творческого воображения. Главной чертой их поэзии — при всех мировоззренческих и художественных различиях авторов — является мартирология поляков в борьбе с изничтожением жизненных ценностей и достоинства личности тоталитарными режимами.
* * *
Не столь богата, как поэзия, проза периода войны. Более актуальными и действенными, наряду с поэзией, писателям представлялись такие прозаические жанры, как репортаж, очерк, рассказ. К тому же подпольные издательства и журналы не имели возможности печатать повести и романы. Не много прозаических произведений появилось и за пределами Польши. Во Львове до гитлеровской оккупации было опубликовано несколько рассказов и повестей (А. Рудницкого, Е. Путрамента и др.) о Польше кануна Второй мировой войны и вторжении гитлеровской Германии в Польшу, а также тенденциозных просоветских произведений (Эльжбеты Шемплинской, 1910—1991; ее том рассказов был издан в Москве в 1943 г., и др.). В 1940 г. вышел в свет роман В. Василевской «Пламя на болотах», в контексте того времени прозвучавший как обоснование присоединения восточных польских земель к Советскому Союзу. «Я хотела рассказать всем честным людям в Польше, — писала Василевская о замысле романа, — что это не польские земли, а украинские и белорусские, и что там угнетение, голод, смерть»
Наиболее распространенным прозаическим жанром был репортаж. В истории польской литературы навсегда останется многотомный репортаж Мельхиора Ваньковича (1892—1974) «Битва за Монте-Кассино» (Рим, 1945—1947), посвященный сражению Корпуса польского с немцами в Италии в мае 1944 г., в котором польские солдаты проявили огромное мужество и волю к победе. Ваньковичу удался мастерский сплав документального материала
— приказов, донесений и т.д. с рассказами участников сражения и собственным комментарием военного корреспондента.
Беллетризованный репортаж Ксаверия Прушинского (1907—1950) «Путь лежал через Нарвик» (Лондон, 1941) рассказывал о боях польских солдат с немцами в Норвегии в мае 1940 г. В нем содержится резкая критика системы власти в довоенной Польше и идет идейный спор о будущем устройстве страны между представителями крестьянской солдатской массы, выступающими за демократические преобразования, и традиционной офицерской касты, отстаивающими прежние порядки.
Судьбам поляков на чужбине посвящен автобиографический репортаж М. Кунцевич «Ключи» (Лондон, 1943), в котором смешаны собственно репортаж, дневник и воспоминания.Такое смешение характерно и для произведений репортажного типа других авторов, например, Юзефа Чапского (1896—1993) «Старобельские воспоминания» (Рим, 1944) — свидетельство узника советского лагеря.
После войны были опубликованы многочисленные дневники, писавшиеся в военные годы. Многие из них имеют не только значение исторического документа. Дневники таких писателей, как Я. Ивашкевич, М. Домбровская, З. Налковская, М. Яструн, являются значительными произведениями, своего рода автобиографическими романами, в которых осмысляется «время презрения» (о них — в следующих главах).
Писатели создавали в эти годы и крупные произведения, полностью увидевшие свет только после войны. Для романов (их фрагменты появлялись на страницах печати в годы войны) Т. Брезы, С. Дыгата, К. Брандыса, повестей и рассказов Е. Анджеевского, В. Жукровского, А. Рудницкого характерна попытка анализа польской действительности непосредственно перед сентябрьской катастрофой или стремление запечатлеть события оккупации. Эти прозаики пытались описать то, что произошло и происходит, и в то же время ответить на вопрос, как это могло случиться, как могли случиться сентябрьская катастрофа, оккупация, концлагеря, массовые убийства. Пережитое моральное и интеллектуальное потрясение выводит художников из круга довоенных схем и конфликтов, заставляет увидеть мир в новом свете — в беспощадном трагическом свете войны, оккупации, подпольной борьбы. В полной мере эти новые черты польской прозы выявились уже в послевоенные годы.
Гитлеровцам не удалось уничтожить польскую литературу. Ее лучшие традиции были сохранены и обогащены в боевом антифашистском творчестве военных лет, чтобы получить дальнейшее развитие в последующие годы.
