03.03.2022

Польская литература онлайн №9 / Иридион (часть вторая)

 

ИРИДИОН

Часть вторая

 

Катакомбы. Посреди темного помещения висит лампада. В глубине два саркофага. От каждого из них идет коридор, теряющийся в отдалении. Стены покрыты надгробными камнями, уложенными один над другим. Епископ Виктор. Александр Север в солдатском плаще, с надвинутым капюшоном.

Виктор. Прошедшие века были детством человечества. Чем больше творение будет приближаться к Творцу, тем более горячей любовью будет пылать к Нему и к братьям своим. Ни меча никто не найдет на земле, ни руки палача, и ныне уже благословен тот, кто уверовал в это будущее и трудится, чтобы приблизить его.

Александр. О, если бы я мог когда-нибудь явить земле подвиг справедливости, пророчество уст твоих!

Виктор. Сын мой, не надейся, что сбудется этот сон, ибо каждому досталась одна волна в бесконечности; бег ее то слабей, то сильнее, но течет она лишь несколько дней. Итак, живи и прейди, как остальные братья твои, но поступай согласно свету, пролитому на тебя. Стань утешителем, чтобы некогда стать среди избранных по правую руку Христа и смотреть, как другие вдохновенные будут в веках завершать то, что ты начал в смирении и любви к Духу.

Александр. О, благословление твое да снизойдет на главу Александра. Вскоре не отречется от него и Цезарь. (Наклоняется.) Будь готов к перемене; приучи их к моему имени, отец! Об этом просит тебя Маммея.

Виктор. Как я в этот миг, так некогда да благословит тебя весь народ твой, а память твою сыны сынов твоего народа. Встань, помазанник Христа!

Александр. Я слышу чьи-то шаги; отец, в час борьбы будь моим добрым гением. (Уходит.)

Из противоположной двери входит Иридион в плаще преторианца.

Иридион. Слава Господу на небесах! (Кладет меч, копье и латы у входа.) Оружие земных насилий да дремлет у порога Его!

Виктор. Я ждал тебя, Иероним; слуги твои сегодня утром принесли тело обезглавленного брата под мавзолей Цецилии Метеллы; там собравшиеся верные приняли его из их рук; погребальное шествие скоро пройдет здесь; благодарю тебя, сын мой!

Иридион. Я исполнил свой долг. Я сейчас из передней Цезаря; на побледневших лицах придворных появилось выражение страха: загородные преторианцы начинают возмущаться против императора.

Виктор. Поверхность земли изменяется в своей гордости, как цвет моря от малейшого дуновения; но это не должно смущать спокойствия гробов! Будем молиться в тени мученической пальмы, сорванной Атанадором!

Иридион. Отец! Позволь еще несколько слов. Ведь в твоей руке наше будущее, ведь одним мановением ты можешь тысячи нас бросить на весы, и на какую чашу падет эта тяжесть, там будет победа!

Виктор. В царстве невидимом могу я бороться против князя мира сего молитвами и жертвой, и если все соединитесь со мной перед лицом Господа, обещаю вам победу!

Иридион. Я говорю теперь о более близкой борьбе, о скорейшем триумфе! Отец! Мы страдаем как люди, надеемся как люди, и нам нужно земное благополучие. До сих пор власть ненавистных давила нас со всех сторон, так что мы предпочитали умирать, нежели поклоняться разврату или чтить ложь на земле. Но теперь у ворот этого города стало то, что губит народы: бессильная старость и гордость без границ. У Гелиогабала нет сил, чтобы удержать свою власть, у Александра чтобы установить новую, а остаток сил они растратят в приближающемся столкновении между ними обоими. Разве каждый, уверовавший во Христа, не рад вынести крест из подземелья и водрузить его на римском форуме? Отец, я вижу тучу негодования на челе твоем. Прости, что я горю любовью к угнетенным братьям, прости, что я осмеливаюсь сказать тебе: пришла пора ударить в самое сердце язычества и Рима.

Виктор. С прискорбием слушал я слова твои! Напрасно воду крещения я вылил на голову твою! Напрасно объяснял тебе свет Духа. Ты его не понял, не сбросил с себя ветхого человека. Ты в мече и огне полагаешь надежду временного спасения. Тяжки грехи твои! (Слышно похоронное пение.) Слышишь ли эти гимны, плывущие среди гробов, как последний шум бури, в которой Единый чело Свое опустил и скончался? Разве призывал Он на помощь Ангелов, разве взывал о мести к Отцу?

Иридион. Итак, горе и унижение удел наш навеки?

Виктор. Заблуждаешься в дерзости своей, если мгновение называешь вечностью! Истинно говорю тебе: на этом кладбище спят только гости; не только в чертогах небесных, но в юдоли скорби Любовь наконец победит. Истинно, истинно, народы поклонятся ей, и не будет Цезаря, который не склонился бы перед ней до земли. Знаешь ты это изображение? (Указывает резьбу на саркофаге.)

Иридион. Эллинская лира, отцов моих [многозвучные] струны! Это ликаонский Орфей!

Виктор. Как он, по вашим преданиям, диких укрощал зверей, так Иисус души миллионов людей свяжет звуком живого слова. Глядя на эту земную лиру, постигни сонмы духов, трудящиеся над миром, постигни звон, начавшийся у подножия креста и уже разливающийся среди народов. Он живет самим собою и не черпает сил из земли! (Крестит его.) Уверуй и не греши больше! Я предостерег тебя теперь как отец, огорченный заблуждениями сына; потом, если повторишь свой грех, обращу тебя на путь, как пастырь стада, покараю, как судья над народом!

Приближающийся хор.

             Из глубины пропасти взываем к Тебе, Господи!
             Душу убиенного прими на лоно Твое!
             Упокой ее во славе Твоей!
             Отлетая, она простила палачам!

Входит шествие; на носилках мученик; отсеченная голова покоится у него на груди. Мужчины в черных одеждах с факелами. За ними женщины в белых покрывалах.

Виктор. Подайте мне знак свидетельства и муки, знак, святой на земле и на небе. (Ему приносят прохристум; он берет его и кладет на грудь покойника.) Собственную кровь твою, пролитую за Сына Человеческого, даю тебе во гроб, чтобы некогда ты с нею воскрес в день Суда. (Становится на колени, и все делают то же.) Ты, принявший на себя образ несчастных, чтобы несчастных спасти, сними с нас злобу нашу и брось в пучину морскую все грехи наши а тому, кто начал второе, последнее странствие, явись в правде Своей!

Голос девушки. Дай ему увидеть святое лицо Твое!

Другой голос. Дай ему весну, весну, какой не было у него на земле.

Иридион. А нас избави от искушения мести.

Хор. Мести!

Виктор. Счастливы умирающие ради Господа. Они одержали раннюю победу. (Простирает руки над толпою.) Встаньте и отнесите останки на кладбище Фаустина.

Становится во главе шествия. Медленно проходят. Только один Иридион остается позади. От группы женщин отделяется Корнелия Метелла.

Корнелия. Почему ты не присоединяешься к нам?

Иридион. Этой ночью я должен быть в другом месте.

Корнелия. Где, Иероним?

Иридион. Там, где ты бы дрожала за спасение души, хотя оттуда выйдет слава твоего народа.

Корнелия. Я знаю, на кладбище готовится что-то страшное. Я видела сегодня товарища твоего, Симеона из Коринфа; проходя, он задел меня и не обернулся, и прошел дальше, с львиной шкурой па плечах, с глазами, устремленными в пустое пространство; в этих глазах горел мятеж и грозный восторг. О, я несчастна!

Иридион. Почему, Корнелия? Ведь сам Пастырь, Отец, Судья людей, сам Виктор каждый день повторяет, что ты первая среди сестер твоих и что знак избрания уже лег на челе твоем. Чего же еще желать на земле?

Корнелия. Это не обычные слова твои, брат!

Иридион. Тебе только кажется.

Корнелия. Ах! тот ли ты, с кем я стояла на коленях на кладбище Евфимии, кого учила молитве моей? Иероним, ты ли это?

Иридион. Я, сестра.

Корнелия. Я столько молилась, я каялась так тяжело, столько дней и ночей!

Иридион. И воссядешь на небесах. Кто ж бы в этом усомнился, Корнелия?

Корнелия. О, не за себя нет!

Иридион. За кого же?

Корнелия. За одного из братьев моих.

Иридион. За одного из братьев? (Приближается к ней.)

Корнелия. Какой ты страшный!

Иридион. Скажи правду, скажи имя его; кто бы он ни был будет твоим. Спеши только, женщина. Недолгие минуты нам остались; времени потом не будет на брак перед крестом, а я хочу соединить вас, отослать куда-нибудь далеко, чтобы вы жили вместе счастливо, на Фиваиде... говори же. Ха! Земная любовь проникла в избранную душу!

Корнелия. Ты сходишь с ума!

Иридион. Имя его этого «одного» этого брата?

Корнелия. Иероним! Но тот, который был когда-то, а не тот, что так дико глядит, что стоит передо мной, обезумев. Apage! Apage!

Иридион. Тихая, прекрасная, счастливая, смотри! Теперь я спокойный, как прежде.

Корнелия. Нежный, как прежде?

Иридион. Покорный тебе.

Корнелия. Господу!

Иридион. У ног твоих стану на колени и буду повторять имя Христа.

Корнелия. Обещай, что не соединишься с ними, что не обнажишь меча ради земных насилий и проклятий.

Иридион. Бедная, ты не знаешь, что говоришь.

Корнелия. Ты сам этого не хочешь?

Иридион. Я сам поведу их.

Корнелия. Горе мне!

Иридион. Разве не слышала ты от многих святых, что уже близок час? Разве ты не помнишь слов Единственного, когда, уходя, Он обещал Своим, что вернется и будет царствовать? Разве любимец Его на диком Патмосе не повторял, что падет Вавилон и праведники воссядут на развалинах?

Корнелия. Некогда, некогда не теперь.

Иридион. Теперь, сестра, или никогда!

Корнелия. Виктор проклял Евгения, который так думал и говорил.

Иридион. Римляне распяли Евдора, который так думал и говорил.

Корнелия. Пойди к епископу, исповедуйся ему, спроси его, как послушное дитя...

Иридион. Ребенком я могу быть только с тобой, на мгновение, мимолетное, как волна, что никогда не вернется. Скрывшись из глаз твоих, я стану обагрять себя кровью. Трава не вырастет, где пролетит мой конь!

Корнелия. Ты кощунствуешь!

Иридион. Нет я предчувствую триумф твоего Бога!

Корнелия. Разве Он такой победе учил? Разве не простил всем? Разве не благословил слабых за слабость их? Разве невинным младенцам не обещал царствия небесного за то, что они малы и кротки?

Корнелия. О милосердии, о милосердии взываю над ним, Господи! Ты не дашь ему погибнуть у меня на глазах. Ах! Что я говорю? Где я? Ведь я, как невеста, отдала Тебе, Господи, все сердце мое. О, как здесь мрачно в первый раз охватывает меня страх мертвых кто здесь между нами? (Оглядывается)

Иридион. Обопрись на мою руку.

Корнелия. Да, да, ты не уйдешь от моей власти. Благодать, как весна, освежит твою душу. Я знаю, что я родилась, чтобы спасти тебя!

Иридион. Ни ты, и никто на земле не вырвет из груди моей жажды, которая ее разрывает. Если бы сам Бог не призывал нас, если бы помощь святых не была нам обещана, я бы один начал дело. Может быть, в последний раз говорю тебе. Ты знаешь деяния моей Матери, но сокрыты от тебя великие замыслы Отца моего. По капле пей из меня горечь, пожирающую меня. Слушай.

Корнелия. Ты, ты в последний раз говоришь мне?

Иридион. Слушай! (Садится у подножия саркофага она несколько выше прислоняется к той же гробнице.)

В тринадцатую годовщину смерти Гримгильды он внезапно призвал меня к себе утром. Уже несколько дней перед тем зловещая бледность искажала его лицо. «Сын, сказал он, пусть приготовят пир в зале Аполлона Дельфийского; в последний раз сегодня возляжем за одним столом. Бог Матери твоей преследует меня; еще не взойдет завтра солнце, как покину землю». Страх охватил меня. Я пошел исполнить его приказание. Он целый день провел со старцем из мавританской пустыни. Голоса их доносились, как последний шум догорающей битвы; стало тихо; оба вышли и вступили в залу пиршеств!

Корнелия. Дрожь, как чешуя змеи, проползает по мне.

Иридион. Сестру мою он прижал к груди, а потом медленно отстранил и сказал: «Во имя любви ко мне делай все, что велит тебе брат». К ней, плачущей, более не сказал он ни слова, но несколько капель вина пролил, как жертву, и возлег, и из кубка, увенчанного миртами, пил здоровье великих мужей. Отпущенник читал ему Федона; он приказал войти ста рабам и даровал им свободу, а когда они благодарили, «Как я сокрушил ваши цепи, сказал, так и вы не забывайте, насколько хватит сил ваших, расторгать цепи других. Впоследствии делайте то, что вам скажет мой сын». И встал, ясный, как вечер, что понемногу обвивается ночью, но пурпура солнца еще не утратил! (Минута молчания.) Тогда в самом отдаленном покое дворца началась та последняя ночь, в которую решилась судьба моя; вокруг нас светилиеь огни треножников. Масинисса бросал в них благовония; голова Амфилоха лежала на груди друга, и жизнь постепенно покидала ее; но выражение все время было то же, непоколебимое. Сожаление о прерванных замыслах лежало связанное в глубине духа. Усилия болезни были напрасны. Единственным признаком ее было презрение на устах: он умирал так, как живут боги!

Корнелия. Вижу, вижу его но где был в этот миг ангел-хранитель его?

Иридион. В этот миг он творил будущее, которого жаждал для себя, которое теперь завещал мне. «Не склонишь чела в злой час, не потеряешь веры в счастливый не простишь, не отступишь, но пройдешь по трупу поверженного, чтобы повергнуть стоящих. Не знай ни печали, ни слабости, ибо, как месяц на небе, так на земле жизнь народов становится великой, чтобы умаляться. Рим ныне на краю горизонта, близ долины смерти». Так он учил, а из молчания ночи постепенно пробуждалась жизнь и с каждым мигом Бог-мститель все больше тяготел над ним! Наконец я поклялся перед священным лицом его. Он руку держал на голове моей; я поклялся не иметь наслаждений, не знать привязанности, не слушаться сострадания но жить, чтобы разрушать, пока дух мой не соединится с духом Отца!

Корнелия. Прости ему, Господи, он не ведает, что говорит!

Иридион. Масинисса дымящуюся кровь вылил из чаши на голову мою и на его руку, и первый луч зари блеснул на ложе умирающого. «Эллада моя!» воскликнул он голосом, полным любви, и взглянул, как триумфатор, упоенный победой! В этом порыве прекратилась его земная жизнь. Корнелия! Месть достояние мое; ради мести я должен жить и умереть!

Корнелия. На кого ты хочешь обрушить ее, Иероним? Кто перед ним, кто перед тобой виноват?

Иридион. Те, что заставили вас блуждать там, откуда бегут живые, похоронив мертвых! Те, что Бога твоего оскорбляли тысячи раз и всё, что божественно было в сердцах людей, втоптали в прах! Знаешь ли ты прошедшее? Толковать его буду тебе, как Христос, [на пути] в Эммаус, толковал писание неведающим. Это было под вечер мира; завяли утренние цветы, погасли огни юности на Эгейском побережье. Раз еще на севере отозвался голос свободных; потом все утихло; тогда явился человек, который сказал: «Древнюю славу низвергну и уничтожу тех, которые все уничтожили». Или ты осудишь его, дочь христиан? Он хотел, чтобы страдающий сбросил узы, чтобы слепой в неволе прозрел и увидел отцовский порог, чтобы глухой и немой заговорил речью родины. Разве не второе пришествие Бога твоего он предсказывал? Некогда Иоанн, одинокий, беззащитный, кричал в пустыне, что идет Сын Человеческий, который будет замучен. Отец мой был предтечей того, который победит, кто будет царствовать, в ком ты усомнилась!

Корнелия. Я?

Иридион (схватывая ее за руку). Потому что ты думала, что он оставит землю в добычу римлянам, что он не сыт будет нашей кровью!

Корнелия. Он погиб, Господи! Но ведь вечный огонь, огонь херувимов сияет в очах его!

Иридион. Уверуй; ты не догадываешься, что ждет меня завтра. Уверуй; я вождь твоего народа. Уверуй и Юпитер Капитолийский падет, чтобы не встать больше. (Слышны шаги.) Это Виктор, это неверный! Останься. Я скоро вернусь. (Входит в темный коридор.)

Корнелия (становится на колени). Бедное сердце, не мое неизвестное сердце, ты, что бьешься так мучительно, молись Христу. Господи, Господи, ответь рабе Своей! Никогда не отвращала я взоров от Креста к смертным лицам, а теперь, о Господи, два глаза вонзились в память мою. Его глаза, его, Господи! И как пророк, и как святой, и как архангел, он стоит передо мной и говорит, а я его слушаю, Господи! Я хотела бы умереть. (Опускает голову, подняв руки.) Помилуй меня! Виктор (входит с толпой.) «Сколько раз соберетесь во имя Мое буду с вами». Почему ты не послушалась слов этих сегодня? Тебя, и Симеона из Коринфа, и других многих не видело око мое. Дочь, оставь уединенные тропы неправедным и отвернись от них, когда, спрятавшись за гробницами, совещаются они лукаво.

Корнелия. Отец!

Виктор. По крайней мере, молилась ли ты здесь, как молились мы?

Корнелия. Я молюсь, отец.

Виктор. Одна ли ты была здесь?

Корнелия. Отец! Я одна.

Виктор. Ты дрожишь, как погасающее пламя, что с тобою, Метелла?

Корнелия. Ищу Бога, Господа моего, и найти Его не могу.

Виктор. У величайших святых случались минуты сомнения. Это значит, что враг близко. Молись поэтому и бодрствуй, ибо дух бодр, а тело немощно. (Уходит.)

Корнелия. Отец!

Виктор (оборачиваясь). Что, дитя мое?

Корнелия. Утро уже близко?

Виктор. Только еще началась ночь.

Корнелия. А день Суда близок, отец?

Виктор. В каждое мгновение Сын Человеческий может призвать нас пред лице Свое. Разве ты что предчувствуешь?

Корнелия. Нет, только я очень слаба, только хотела узнать.

Виктор. Сегодня еще в Элоиме помолюсь за тебя. Больна душа твоя, и тело измучено покаянием; встань, не тревожься, пойди уснуть, дочь моя. (Уходит.)

Корнелия. Зачем я не удержала его! (Входит Иридион.) Слышу легкие шаги, шаги искусителя. (Оборачивается.) Ах, он прекрасен, прекрасен, как Ангел! Виктор! Виктор!

Иридион. Он не услышит тебя.

Корнелия (обнимая гробницу руками). Останки святых, защитите меня в эту ночь!

Иридион. Чего ты боишься?

Корнелия. Разве не видишь, как темно, разве не чувствуешь холода? Словно все умерли, и только мы двое остались двое осужденных. Они, остальные, все на небесах!

Иридион. Час, о котором я рассказал тебе, слишком труден для твоего сердца!

Корнелия. Ты ошибаешься. Я мечтала о мученической пальме и стала бы дрожать перед победой Господа моего? Нет нет. Только что-то оборвалоеь в душе у меня, что-то исчезает из головы моей, что-то ломается в сердце, Иероним.

Иридион. Женщине не нужны подвиги, одной тихой молитвой может она спастись. Если она не чувствует в себе силы, пусть идет прочь от меня. Здесь разделятся пути наши; ты будешь спокойна, как прежде; увидимся когда-нибудь, но не на земле.

Корнелия. Ты правду сказал; ноги, унесите душу далеко, далеко! (Пытается встать. Иридион протягивает ей руку.) Ах, ты вновь пригвоздил меня не могу.

Иридион. Бедная!

Корнелия. Что-то бессмертное обняло меня, невидимые руки!

Иридион. В последний раз говорю тебе: беги!

Корнелия. Нет. Пока в смертном грехе ты не испустил духа, до тех пор ты мой брат пред лицом Отца Небесного.

Иридион. Вас призываю в свидетели, кости умерших, и тебя, мать-земля. Ее, одну ее я хотел спасти. (Ходит взад и вперед.) Так когда-то отец мой убил невинную душу жрицы. Сила свирепого Рока со всех сторон окружает меня. (Приближается к ней.) Корнелия! Корнелия!

Корнелия. Я молюсь за тебя, стань на колени здесь, рядом со мной, отбрось гордость, повторяй слова мои...

Иридион. Завтра или послезавтра начнется моя молитва громкая молитва, сестра, среди стонов врагов!

Голос поблизости. Иероним, к оружию!

Иридион. Иду!

Корнелия. Это он, это Симеон!

Иридион. А там, дальше, тысячи подобных ему дрожат от нетерпения и ждут меня. (Срывает ее покрывало.) Прочь, покрывало души моей! (Схватывает ее в объятья.) Губы, оставьте на этом бледном лице обещание лучшей судьбы.

Корнелия. Ах, вместе с тобой я погибла навеки! (Падает без чувств.)

Голос. Спеши, спеши!

Иридион (берет шлем и меч, потом возвращается и наклоняется над ней.) Нет, ты не умерла! (Прижимает ее к груди.) Проснись на жестком панцире мужа, проснись, Корнелия! Масинисса! будь проклят, если победой не искупишь ее гибели!

Корнелия. Кто зовет меня?

Иридион. Тот, о ком сказано, что придет и покорит гордых!

Корнелия. Вижу, наконец вижу тебя. Ты удостоил коснуться возлюбленной твоей. Долго ждала я...

Иридион. Подними голову проникни взором сквозь эти своды. Там избранные поют гимн победы. Воскресни!

Корнелия. О Господи! Слава битв окружает лицо Твое [ пылаешь Ты блеском оружия]. Где раны Твои, чтобы я облила их слезами!

Иридион (поднимает ее). Завтра, женщина, исполнятся предсказания о Царстве Креста.

Корнелия. О, не расточайся во тьме; они говорили, что ты придешь, а теперь ты меня не берешь с собою. Ты забудешь о рабыне своей!

Иридион. Бедная! Встань не плачь не отчаивайся!

Корнелия. Дай мне погибнуть во славе твоей! Я уже умерла, о Господи!

Иридион (поднимает ее с земли). Несколько дней еще, женщина! Тем временем кричи братьям своим: «К оружию, к оружию!» (Уходит.)

Корнелия. Слышите последние слова его? Он в другой раз сошел на землю, и теперь в деснице его блещет меч. К оружию! Кости умерших, живые священники, народ Божий, откликнитесь! Он так велел. За мною: к оружию, к оружию! (Убегает.)

*

Другая часть катакомб. Симеон из Коринфа. Около него лежат распятие, книга и череп.

Симеон. Однажды завладеть миром, не этим жалким, где блестит золото и гремит железо, но тем огромным, миром всех душ и господствовать в нем во имя Твое, Боже! Ах! как море света, эта мысль расстилается предо мной; к ней я плыву в потоках страдания и унижения, все сильней рассекая хмурые волны. О, Христос! я покорю Тебе всё, что зовется телом. Там, внизу пустыни, скалы, города, оттуда доносятся голоса королей и купцов, но дух мой, земное подобие духа Твоего, парит в вышине и неизменной властью гнетет их. Велит им молчать или молиться, дрожать или радоваться мыслить или уснуть!

Иридион (входя). Приветствую тебя, сын Эллады, дважды брат мой!

Симеон. Наконец ты пришел.

Иридион. Время еще есть.

Симеон. Видел ты Виктора?

Иридион. О, это старое дитя, которое повелевает нами! В нем кротость подобна слабости, а слабость переходит в упрямство.

Симеон. Истинно говорю тебе, что стадо не выйдет в неизвестное поле без благословения пастыря.

Иридион. Промедлим до последней минуты: тогда внезапно окружим его мольбами отчаяния. Неподготовленного, его охватит страх или же осветит Дух Божий.

Симеон. Я брошусь к ногам его: искра, что брызнет из моего сердца, растерзает душу его.

Иридион. Душа у него спит глубоко, лицо у него высохло от добродетели; впрочем, всегда будем идти вперед, никогда не оглянемся в этом наше спасение.

Симеон. Пусть будет так, как ты говоришь. Слышишь эти неясные голоса? Собираются, как я им приказал, вблизи священных гробниц, на широких кладбищах древних язычников.

Иридион. Распятого, неотмщенного возьми в руки и неси пред лице их!

Симеон (схватывая распятие). О, как я был прежде малодушен и слеп. Я верил, что нужно терпеть несправедливость, чтобы выстрадать себе небо. (Берет череп.) Смотри на эти пустые впадины глаз: в этих провалах сияла когда-то жизнь жизни моей. Епископ должен был соединить руки наши. Оставался один день, но ночыо ворвался центурион и потащил невинную в цирк Флавиев. Из пасти тигра осталось мне только это! И долго еще потом я боролся с жаждой мщения, как с сатаной, но это был дух живой и святой, постепенно мной овладевавший! (Кладет череп.) Покойся, несчастная! Скоро ты для меня воскреснешь!

Иридион. Итак, месть и вперед [ туда, где жужжат пчёлы]! (Уходит.)

При копировании материалов необходимо указать следующее:
Источник: Красинский З. Иридион (часть вторая) // Польская литература онлайн. 2022. № 9

Примечания

    Смотри также:

    Loading...