Польская литература онлайн №9 / «Находкой для Астафьевой оказался Лехонь...»

22.

Находкой для Астафьевой оказался Лехонь.

Из популярной в 20-х годах пятерки поэтов «Скамандра» самыми популярными были Тувим и Лехонь. С 1931 года Лехонь жил в Париже, он был польским культурным атташе во Франции. В 1939 году началась вторая мировая война. В 1940-м вместе с Тувимом, добравшимся до Парижа, они уехали через Португалию в Бразилию, жили какое-то время вместе в Рио-де-Жанейро, потом перебрались в Нью-Йорк. После войны Тувим вернулся в Польшу. Лехонь в послевоенную Польшу вернуться не мог. После его самоубийства в Нью-Йорке в июне 1956 в Польше почти сразу же, в 1957, издали его книгу (книга сдана в набор в феврале; польские власти очень быстро прощали умерших), я купил ее в каком-то магазине «Дружба», то ли в 1963 в Хабаровске, то ли в 1964 в Красноярске. Наташа, как только я привез эту книгу, с книгой не расставалась.

Но Лехонь привлек ее только послевоенный, эмигрантский. К Лехоню довоенному (и к довоенному Вежинскому, академику Польской Академии Литературы, занявшему в Академии накануне войны место умершего великого Лесьмяна) она осталась равнодушна. Ее легко понять. В 1920-х годах поэты «Скамандра» были поэтами польского истеблишмента. Особенно те из них, которые были высокого роста: Лехонь, Ивашкевич. Достаточно взглянуть на тогдашние фотографии официальных помпезных зрелищ: похороны Жеромского, и вот они шествуют в полный рост, несут то ли ордена покойника, то ли еще что-то. Достаточно почитать о помпезном перевезении праха Словацкого из Парижа в Польшу — тут тоже Лехонь и остальные были при деле. А вот Лехонь-эмигрант ответил Наташе своей тоской о Польше, ностальгической нотой, такой, как в стихотворении «Хелмонский», эту вещь она перевела одну из первых:

Как Хелмонского холст, до чего все похоже,

Утки тянут, кувшинки на глади разлива.

Пахнет скошенным лугом и думаю: «Боже!

Как же здесь хорошо и как страшно тоскливо!»

 

Все как в Польше, повеяло в воздухе дымом,

Заяц мимо мелькнул, песик скачет в азарте.

Что мне нужно? Тоскую о крае родимом,

Но его не бывало и нету на карте.

Юзеф Хелмонский (1849—1914) — один из любимейших художников многих поколений поляков. Он учился в Варшаве и в Мюнхене, много лет жил в Париже, где добился успеха и славы, но потом вернулся в Польшу и последние двадцать пять лет жил в деревне, там и написал свои лучшие пейзажи. Трудно объяснить, чем они берут за душу. То же, впрочем, относится и к стихам позднего Лехоня, поэта вроде бы традиционного и простого.

В этом стихотворении Лехонь подразумевает мотивы нескольких картин Хелмонского из числа самых известных каждому поляку. В своем дневнике он записывал (11 июня 1953): «Две строфы. То есть целое стихотворение, которое будет называться «Хелмонский» или «Отчизна». Неожиданное, написанное за пять минут. Бог знает, удачное ли».

Другое ностальгическое стихотворение Лехоня, «Разговор с ангелом», Наташа перевела чуть позже (бережно сохраняя в этом переводе силлабику оригинала, как и раньше, в самом раннем своем переводе из Лехоня, в «Немодном поэте»: «Не воскресишь, — твердят мне, // — времен, что забыты…»):

Во сне ко мне явился ангел польской доли,

Шумел крылами, плакал в темноте полноценной,

Как если б говорил мне, сочувствуя боли:

«Чахнешь здесь одинокий, далеко от Польши»…

Лехонь пишет в дневнике (25 сентября 1954): «Я написал первую строфу стихотворения, предпоследняя строчка которого будет: "Во мне самом, во мне ведь песок мазовецкий…". И уже после одной этой строфы я был измучен». Двадцать дней спустя, 14 октября, он записывает, что закончил это стихотворение. Но только три месяца спустя, 21 февраля 1955-го, ему приходит в голову, что «к той строфе, осенней нужно будет дописать другое окончание. И теперь находит название: «А строфы эти будут называться "Разговор с ангелом"».

Поэзия дается дорогой ценой. А Лехонь заплатит — уже вскоре — самую дорогую цену.

Этот Лехонь, Лехонь ностальгирующий, по вполне понятным причинам останется близок Наташе всегда. Она возвращалась к его стихам и много позже. В позднейших переводах их Лехоня она — как и в случае перевода «Хелмонского» — переводила его силлабический 13-сложник анапестом (он очень часто брезжит, присутствует, а то и доминирует в польском 13-сложнике) или ямбом (стихотворение «Тувим»), а в двух переведенных ею стихотворениях Лехоня (я особенно люблю из них «Хорала Баха слышу звук…») 4-стопный ямб был у Лехоня и в оригинале.