«Маточник» Малгожаты Лебды
Сейчас это уже очевидно: у Малгожаты Лебды есть свой собственный поэтический дом и окружающий его мир. Она строила эту личную вселенную много лет — неторопливо и последовательно, от книги к книге. Сначала каркас, потом стены. Каждая новая книга обогащала это воображаемое пространство, дополняла его новыми красками и звуками. Строительство это поэтесса начала рано, может быть, даже слишком рано — еще когда была студенткой первого курса факультета полонистики Краковского педагогического университета. Именно тогда университетский журнал «Новый легион» впервые опубликовал ее стихи (№ 7–8, 2005). Однако уже тогда читатели находили, что в стихах Малгожаты Лебды есть сила и оригинальность, а члены жюри поэтических конкурсов не жалели похвал и призов. Я помню свои собственные впечатления, когда в 2007 году Малгожата Лебда прислала стихи на конкурс «Сончевские лавры», в котором я был членом жюри. В архиве библиотеки города Новый-Сонч есть фотография, как я возлагаю эти лавры на голову поэтессы, потому что она получила тогда главную премию. Так мы и познакомились. Если я правильно помню, то событие имело еще одмн аспект — и кто знает, что из этого важнее. Тогда Малгожата Лебда познакомилась с человеком, который стал ее мужем, хотя, конечно, это отдельная история...
Я написал о слишком раннем дебюте, потому что именно так его оценивает сама автор, не вполне довольная первым сборником стихов. Книга «Открытая на 77 странице», увидевшая свет в 2006 году, не вызвала большого интереса у критиков. Но спустя три года вышли «Следы», ставшие прорывом на творческом пути молодой поэтессы. На этот раз книга привлекла внимание литературных кругов: как писали критики, она показала контуры лирического мира Малгожаты Лебды и позволила заглянуть в «маточник» ее воображения. И ведь как интересно звучит это слово! «Маточник» ассоциируется сприродной стихией, с первозданностью, с пчеломаткой. Такое название Лебда дала своему сборнику стихотворений, вышедшему в 2016 году. Ранее увидела свет «Граница леса» (2013), книга, подготовленная в рамках стипендиальной программы Министерства культуры и национального наследия и номинированная на премию имени К.И. Галчинского «Орфей» (2014). Но лавры блистательного поэта и музыканта достались поэтессе только благодаря упомянутому «Маточнику» (который, кроме того, победил в конкурсе на стипендию имени Станислава Баранчака в рамках Познанской литературной премии).
Что это за книга, что за стихи? Как нам сегодня вернуться к первичному, рудиментарному и органическому? Малгожата Лебда показывает, что такое возвращение может произойти с помощью рассказа, трактуемого как способ передать самое важное, сотворить миф. «Маточник» полон опоэтизированных историй. Их материя — что, наверное, покажется очевидным, — это герои, запечатленные во времени, в действии, пойманные в лирический кадр (Малгожата Лебда к тому же талантливый фотограф), впечатанные в канву многозначных, метафорических образов. Хочется даже сказать: символических, ибо в поэзии Лебды множество символов-архетипов, переработанных, отфильтрованных через личную биографию, — множество мотивов, создающих особый, причудливо сотканный гобелен персональной мифологии.
В основе этой мифопоэтической ткани лежит автобиография поэтессы, чье детство прошло в небольшой деревушке Железникова, расположенной в одной из бескидских долин неподалеку от города Новый-Сонч. Лебда сознательно возвращается в «гениальную эпоху» детства, стремится вызвать у нас ассоциативную связь сельских сценок, которые мы видим в некоторых стихотворениях, именно с этим географическим и культурным пространством. Она хочет, чтобы мы, ведомые за руку ребенком, смотрящим на мир широко открытыми изумленными глазами, приобщились к неповторимому колориту сельских работ и обычаев, кособому, многосоставному этносу. Так личное становится универсальным. Поэтесса выходит за рамки автобиографии, делая многозначным смысл образов так, что в конечном итоге они говорят не только о ней, но и о нас — о людях вообще. Стихи, вошедшие в «Маточник», по сути своей представляют длинную цепочку инициаций, которые лирическая героиня воспринимает как важный элемент собственной женской идентификации. Однако мы можем предположить, что речь здесь не только о самоидентификации, но и о идентификации коллективной — как семейной, так и культурной.
Интересно, что самоидентификация героини «Маточника» формируется главным образом за счет взаимоотношений с отцом, полные скрытого напряжения и всевозможных противостояний, которые мы явственно ощущаем. Отцовский мир очаровывает и пугает, в нем есть элемент tremedum et fascinosum, потому-то он так сильно влияет на воображение ребенка. Отцовщина (отчизна?) представляется маленькой девочке прежде всего как sapientia: традиция и мудрость, одновременно и скрывающие, и дающие жизненный пример. Филолог мог бы спросить, как автору удается сочетать биографический и мифологический пласты своих текстов? Ответ простой: благодаря курсиву. Для читателя этих стихотворений смена начертания — это сигнал о смене плоскостей, партикулярной и универсальной. Первую наполняют события, характерные для ритма сельских работ и смены времен года. Вторая — слова отца, который объясняет, как устроен мир, подчеркивая их смысл. Вот, например:
лиственничные балки веранды простывают от влаги
в окно летней комнаты смотрю на отца
ночью ветер с гор повалил старые груши в саду
с высоты видны беды всей деревни
сорванные крыши сломанные мачты
высоковольтки
отец зовет меня протягивает перочинный нож
велит вырезать черную занозу на запястье
ты должна научиться работать в крови говорит
рану мы заливаем прополисом на спирту
и руки от него желтые и терпкие
Это одна из многих лирических миниатюр «Маточника». Именно она открывает сборник и задает вектор чтения, так что стоит рассмотреть ее подробнее. Итак, по порядку. Наверное, сразу, с первого взгляда мы замечаем, что повествование в этом стихотворении относится к пространству воспоминаний. И не только в этом. Постепенно мы начинаем улавливать, что самый важный мотив лирики Малгожаты Лебды — это память. Да, но какая? — спросят те, кто знаком с современными исследованиями этого феномена и успел углубиться в тайны memory studies. Ответим, что речь идет об автобиографической, индивидуальной памяти (а если она коллективная, то только в пределах семейного сообщества). Но в то же время мы чувствуем, что тот, кто рассказывает историю, пытается вспомнить не только важное для него событие, но и — возможно, даже прежде всего — его значение. Ребенок, который «в окно летней комнаты смотрит на отца», видит гораздо больше, чем происходящее во дворе возле дома. Он в состоянии постичь «беды всей деревни».
Личная судьба переплетается с судьбой сообщества, а разрушения, вызванные ветром, становятся символом всех превратностей судьбы, которые могут выпасть на нашу долю. Когда взгляд рассказчицы вновь возвращается к отцу, мы имеем дело с тем же самым принципом универсализации значений. Простая процедура извлечения занозы представлена автором как учебный процесс, своего рода наглядный урок, завершившийся выделенной курсивом сентенцией: «ты должна научиться работать в крови». Мы не знаем, что именно значит эта фраза. Ее смысл остается размытым, открытым для собственного истолкования. Но мы твердо убеждены, что тот, кто произносит эту фразу в стихотворении, знает. Мы уверены, что героиня запомнит слова, которые помогли ей понять себя и обрели личный смысл, стали осью ее самосознания. Стихи, входящие в «Маточник», можно назвать пророческими в том смысле, который придавал этому понятию Джеймс Джойс, а после — постмодернистская мысль. Они напоминают и актуализируют ситуацию, которая была и остается для рассказчика внезапной вспышкой смысла — то есть того, вокруг чего была построена и все еще строится его экзистенция и самоидентификация.
Можем ли мы сказать, что в этих стихотворениях, где-то на заднем плане, чувствуется далекое присутствие человека, который когда-то покинул это место и теперь может более вдумчиво его осмотреть — и извлечь из прошлого то, что он не смог увидеть, пребывая в нем? Видимо, нужно согласиться с тем, что у истоков многих текстов «Маточника» не только воспоминания о детстве, но и переживание его утраты. Быть может, именно это отсутствие порождает в стихах новые формы присутствия. Автор прекрасно знает, что запахи прошлого и его настроения исчезли, исчез дом, чердак, ручей, колодец, деревья из родного сада и те, кто ходил туда, что нет в живых родителей... И самое главное: нет больше взгляда глазами ребенка. И в то же время автор ощущает отсутствие как актуализацию. То, что исчезло в его мире, возвращается в сознании — оно преследует в снах, приходит в мечтах. И постепенно превращается в миф — отнюдь не буколический. Святость смешивается с жестокостью, вода с кровью, любовь со смертью — как в произведениях Тадеуша Новака, чей опыт находит свое отображение в поэзии Малгожаты Лебды.
Таким образом, «Маточник» — это история о взрослении, глубокая, а потому горькая и не лишенная надежды. В конце концов, заключается оно и в понимании того, что в жизни есть смерть — и она не исчезает из поля зрения. В одном из последних стихотворений «Маточника» автор пронзительно пишет о «литургии уходов». Этот текст, как и другие стихи, входящие в книгу, заставляет задуматься также о поэтической «литургии возвращений». О том, что обреченные на постоянное «одно и то же» серой повседневности, мы тоскуем по возвращению sacrum, мифа, того, что наше сознание определяет как жизнь и смысл, хотя оно окуружено явной и навязчивой бессмыслицей, умиранием окружающей реальности. Стихи Малгожаты Лебды всей своей весомостью устремляются к такой мечте.
