Михаил Булгаков в потустороннем мире и в Польше. О книге Бориса Соколова

Переведенная на польский язык книга Бориса Соколова «Булгаков. Энциклопедия» содержит более сотни информативных статей, подробнейшую хронику жизни и творчества писателя, почти двести фотографийSokołow B. Michaił Bułhakow. Leksykon życia i twórczości. Warszawa: TRIO, 2003. Tłumaczenie Alicja Wołodźko-Butkiewicz, Iwona Krycka, Jolanta Skrunda.[1]. Статьи посвящены как реальным людям (родителям, двум братьям, трем сестрам, трем женам, Ленину, Сталину, Троцкому, Бухарину), так и литературным персонажам (Абадонне, Берлиозу, Иешуа Га-Ноцри, Понтию Пилату, Жоржу Бенгальскому). Обстоятельно говорится обо всех важнейших произведениях писателя — от «Адама и Евы», «Блаженства» и «Белой гвардии» до «Мастера и Маргариты» и «Кабалы святош».

Есть здесь и такие статьи, как «Кант Иммануил», «Масонство», «Демонология», «Нехорошая квартира», «Великий бал у сатаны», «Христианство». Особую группу составляют русские мыслители первой половины XX века — Николай Бердяев, Павел Флоренский, Лев Шестов, — которые, по мнению Соколова, существенно повлияли на представления Булгакова о Боге, человеке и сатане. Каждый читатель найдет в булгаковской энциклопедии что-то для себя, независимо от степени знакомства с предметом. Некоторые сведения могут стать полной неожиданностью даже для посвященных.

Украинцы, евреи и польский вопрос

Генрик Сенкевич (1846–1916) — один из немногих иностранных писателей, которым Соколов посвятил отдельную статью. Исследователь установил, что имя автора «Огнем и мечом» упоминается в произведениях Булгакова только один раз, в «Белой гвардии», зато в очень примечательном историческом контексте. Говоря о крестьянских восстаниях на Украине в 1918 году, Булгаков пишет: «И в польской красивой столице Варшаве было видно видение: Генрик Сенкевич стал в облаке и ядовито ухмыльнулся»Соколов Б. Энциклопедия Булгаковская. М.: Локид; Миф, 1997. С. 418; Булгаков М. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита. М.: Художественная литература, 1973. C. 73.[2]. Эта сцена, как убедительно доказывает автор энциклопедии, непосредственно восходит к трагическому образу из самых первых фраз романа «Огнем и мечом», где Сенкевич в апокалиптических красках рисует восстание Хмельницкого:

Над Варшавой являлись вo облаке могила и крест огненный, по каковому случаю назначалось поститься и раздавали подаяние, ибо люди знающие пророчили, что мор поразит страну и погибнет род человеческий.Соколов Б. Указ. соч. С. 418. Ср.: Сенкевич Г. Огнем и мечом / Пер. А.И. Эппель. М.: АСТ: Астрель: Политграфиздат 2010. С. 5.[3]

В начале «Белой гвардии», в самом первом абзаце, Булгаков по-своему пародирует Сенкевича:

Велик был год и страшен был год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный дрожащий Марс.Соколов Б. Указ. соч. С. 418; Булгаков М. Указ. соч. С. 13.[4]

Сенкевич представлен у Булгакова в образе Кассандры, чьи трагические предсказания о судьбе Украины, сделанные на основе событий, произошедших в середине XVII века, сбылись в 1918 году в Cоветской России. Известно, что автор «Огнем и мечом» считал возможным политический альянс украинских казаков с Польшей, Булгаков же был против любых попыток отделения Украины от России. Тем не менее оба писателя, польский и русский, одинаково оценивали вектор народного движения на Украине — как бунт, который ведет народ к гибели. Булгаков опирался на впечатления от нескольких дней службы в частях Семена Петлюры, куда он был насильственно мобилизован в феврале 1919 года в Киеве. Писатель был поражен тем, с какой легкостью петлюровцы переходят на сторону большевиков. Булгаков относился к ним как к бандам обычных уголовников, воюющих за свои собственные интересы и с одинаковой враждебностью относящихся ко всем: белым, красным, немцам, полякам и даже к самому Петлюре. К атаману Булгаков тоже относился очень негативно и поэтому показал его в «Белой гвардии» как человека, знающегося с нечистой силой. Камера, из которой в романе освободили Петлюру, обозначена номером 666 (из статьи «Петлюра Семен»)Соколов Б. Указ. соч. С. 569–570.[5].

Возвращаясь к Сенкевичу, Соколов обращает внимание еще на одно его произведение, роман «Омут» (1909–1910), который мог повлиять на оценку в «Белой гвардии» тех идейно-политических доктрин начала XX века, которые вдохновляли и поддерживали всяческие народные бунты, уничтожающие в результате и интеллигенцию и сами народные массы:

В «Белой гвардии» изображение стихии крестьянского мятежа на Украине перекликается не только с «Огнем и мечом», но и с «Омутами». Здесь Сенкевич под впечатлением событий революции 1905–1907 гг. и постепенного погружения всего мира в пучину военной конфронтации, приведшей в конце концов к Первой мировой войне, гениально предвидел потрясения и страдания, выпавшие на долю человечества в XX веке. Он показал опасность доктрин, могущих провоцировать массовый стихийный взрыв возмущения черни, а также безразличие носителей этих доктрин к судьбе народа, к жизням людей, от имени и во имя которых они выступают. Героиня романа, 16-летняя скрипачка Марина Збыстовская гибнет во время революционного погрома, защищая свою скрипку. Эта смерть становится как бы следствием нигилистических идей, проповедуемых влюбленным в Марину и застрелившимся после ее смерти студентом Ляскевичем.Там же. С. 418–419.[6]

В 1989 году булгаковедов всего мира всколыхнуло сенсационное известие: в архивах Лубянки найден булгаковский дневник «Под пятой», о существовании которого, конечно, было известно, но считалось, что он не сохранился. Этот дневник писатель вел в 1923–1925 годах. В мае 1926 года он был конфискован агентами ОГПУ. Позже, в 1929-м, его все же вернули автору, а тот сразу его сжег. Но «рукописи не горят»… В ОГПУ, как оказалось, не только перефотографировали все три тетради воспоминаний, но даже приказали перепечатать их на машинке. Именно эту копию и нашли в 1989–1993 гг. в архивах Лубянки.

Соколов утверждает, что некоторые места в дневнике носят антисемитский характер («свойственный Булгакову бытовой антисемитизм»). Писатель, например, постоянно отмечает, что тот или иной антипатичный ему человек — еврей (так он отзывается, например, об издателе «Белой гвардии» Захаре Каганском или о некоторых руководителях берлинского издательства «Накануне»). Писатель осуждает французского премьер-министра Эдуарда Эррио (1872–1957), который «этих большевиков допустил в Париж», и объясняет это «еврейским происхождением» (подчеркнем, мнимым) политикаТам же. С. 379. Вот запись Булгакова из дневника «Под пятой», сделанная в ночь с 20 на 21 декабря 1924 года: «Теперь очередь французов. Мосье Красин с шиком поднял на Rue de Grenelle красный флаг на посольстве. Вопрос ставится остро и ясно: или Красин со своим полпредством разведет бешеную пропаганду во Франции и одновременно с этим постарается занять у французов денег, или французы раскусят, что сулит флаг с серпом и молотом в тихом квартале Парижа. Вернее второе. В прессе уже началась бешеная кампания не только против большевиков московских и парижских, но и против французского премьера Эррио, который этих большевиков допустил в Париж. У меня нет никаких сомнений, что он еврей. Люба (Белозерская. — Г.П.) мне это подтвердила, сказав, что она разговаривала с людьми, лично знающими Эррио. Тогда все понятно» (Булгаков М., Булгакова Е. Дневник Мастера и Маргариты. М.: Вагриус, 2004. С. 45). В общем, Булгаков, конечно, имеет здесь в виду факт признания de iure советского правительства Францией (в телеграмме премьера Эррио председателю Совнаркома и народному комиссару иностранных дел от 28 октября 1924 года) и последующее открытие советского посольства в Париже. Первым советским полпредом в столице Франции в 1924 году стал Леонид Красин (1870–1926), кстати, инициатор сохранения мумии Ленина и возведения мавзолея на Красной площади.[7]. Булгакова оскорбляет воинственный атеизм большевиков, их глумление над христианством, особенно авторов журнала «Безбожник», где Иисуса Христа рисовали в самых черных красках. Нападки на Христа Булгаков тоже объясняет еврейским происхождением авторов «Безбожника»Соколов Б. Указ. соч. 581. Из дневника Михаила Афанасьевича Булгакова от 5 января 1925 года: «Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера “Безбожника”, был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее: ее можно доказать документально — Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно Его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены. <…> Большинство заметок в “Безбожнике” подписаны псевдонимами. “А сову эту я разъясню”» (Булгаков М., Булгакова Е. Указ. соч. С. 55–56).[8].

Соколов умело реконструирует отношение Булгакова к полякам. Трудно было бы ожидать от писателя симпатий к Польше после того, как в 1920 году армия Пилсудского оккупировала его родной Киев — тем не менее в его текстах сквозит уважение и даже восхищение рыцарством старой польской шляхты. В 1936 году Булгаков написал либретто к опере Бориса Асафьева «Минин и Пожарский», в основе сюжета которой лежало нападение Польши на Россию в начале XVII века. Власти тут же обвинили писателя в том, что он не любит русский народ: поляки в его либретто вышли слишком уж привлекательными. В 1938 году польские сцены одна за другой были изъяты из радиомонтажа оперы. Соколов пишет, что конфликт в либретто легко обнаруживал параллели с гражданской войной в России: лагерь поляков — с белыми, а ополчение Минина и Пожарского — с красными. Наверное, поэтому Булгаков изобразил поляков определенно не без доли благородства, точно так же, как когда-то белогвардейцев в «Днях Турбиных»Соколов Б. Указ. соч. С. 341–347. Статья «Минин и Пожарский».[9].

Роман с морфием

В энциклопедии Соколова описано немало драматических событий. Вот в марте 1917 года Михаил Булгаков, которого направили работать врачом в провинцию, заразился дифтерией. Ему сделали прививку и, чтобы смягчить боль, ввели морфий, к которому у писателя возникло мгновенное привыкание. Медик и морфинист в одном лице, он выписывал себе нужные рецепты, а покупать по ним наркотик отправлял свою первую жену, Татьяну Лаппу. Она вспоминала: «Я пошла, нашла аптеку, приношу ему. Кончилось это — опять надо. Очень быстро он его использовал… Ну, печать у него есть — “иди в другую аптеку, ищи”. И вот я в Вязьме там искала, где-то на краю города еще аптека какая-то. Чуть ли не три часа ходила. А он прямо на улице стоит, меня ждет. Он тогда такой страшный был»Там же. С. 358.[10].

Булгаков впрыскивал себе морфий дважды в день. Жене, которая героически боролась с его пагубной зависимостью, он в отчаянии угрожал револьвером. Но верная Татьяна боролась за мужа и победила. Она постепенно уменьшала дозу наркотика в растворе, и в конце концов ей удалось полностью заменить морфий дистилированной водой. Сам Булгаков в рассказе «Морфий», созданном десять лет спустя, изобразил состояние наркотического опьянения, приписав его своему персонажу:

Первая минута: ощущение прикосновения к шее. Это прикосновение становится теплым и расширяется. Во вторую минуту внезапно проходит холодная волна под ложечкой, а вслед за этим начинается необыкновенное прояснение мыслей и взрыв работоспособности. Абсолютно все неприятные ощущения прекращаются. Это высшая точка проявления духовной силы человека. И если бы я не был испорчен медицинским образованием, я бы сказал, что нормальный человек может работать только после укола морфием.Там же. С. 359; Булгаков М.А. Собр. соч.: в 5 т. М.: Художественная литература, 1989–1990. Т. 1: Записки юного врача. Белая гвардия. Рассказы. Записки на манжетах. С. 159.[11]

В «Мастере и Маргарите» тоже есть наркотические реминисценции. Мы — уже зная подробности жизни писателя — сможем обнаружить их в эпилоге романа. Прежний Иван Бездомный превратился в солидного профессора Ивана Николаевича Понырева, сотрудника Института истории и философии. Как эмпирик и реалист профессор прекрасно осознаёт, что в молодости стал жертвой шайки гипнотизеров. В конце концов ему все же удалось избавиться от дьявольского наваждения. Почему же каждое весеннее полнолуние его по-прежнему влечет на Патриаршие пруды, а оттуда в арбатские переулки к старому особняку в готическом стиле? После он возвращается домой совсем больной, ища успокоения рядом с верной женой:

И возвращается домой профессор уже совсем больной. Его жена притворяется, что не замечает его состояния, и торопит его ложиться спать. Но сама она не ложится и сидит у лампы с книгой, смотрит горькими глазами на спящего. Она знает, что на рассвете Иван Николаевич проснется с мучительным криком, начнет плакать и метаться. Поэтому и лежит перед нею на скатерти под лампой заранее приготовленный шприц в спирту и ампула с жидкостью густого чайного цвета.

 

     Бедная женщина, связанная с тяжко больным, теперь свободна и без опасений может заснуть. Иван Николаевич теперь будет спать до утра со счастливым лицом и видеть неизвестные ей, но какие-то возвышенные и счастливые сны.

Ибо во сне ему приснится то, что он когда-то видел наяву: бессмертные образы и сцены из романа Мастера об Иешуа Га-Ноцри и Понтии ПилатеБулгаков М. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита. С. 810–811. Эпилог из «Мастера и Маргариты».[12].

Шифры и контекст Книги

Разумеется, больше всего места в своей энциклопедии Соколов отвел «Мастеру и Маргарите». Статей, посвященных роману, насчитывается здесь около пятидесяти: «Мастер», «Маргарита», «Бегемот», «Коровьев-Фагот», «Барон Майгель», «Никанор Иванович Босой», «Иван Бездомный», «Театр Варьете», «Стравинский», «Лиходеев»… Соколов докапывается буквально до всего: прототипов персонажей, происхождения имен, источников, которыми пользовался Булгаков. Га-Ноцри — этот одно из имен Христа, которое упоминается  в Талмуде и означает «Назарянин». Раньше я полагал, что именно оттуда Булгаков и взял это имя. Оказывается, это не так. Впервые, как утверждает вооруженный знанием эпохи и архивов Соколов, это имя встретилось Булгакову в пьесе Сергея Чевкина «Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины» (1922), а позже — в работе Фредерика В. Фаррара «Жизнь Иисуса Христа» (1873). Автор «Энциклопедии» раскрывает и другие тайны Булгакова, расшифровывает имена его библейских персонажей и демонов из свиты Воланда, отыскивает сюжеты и мотивы, восходящие к «Фаусту», раскрывает большинство прообразов гостей, явившихся на Великий бал у сатаны. Интересно, что, изображая этот бал, Булгаков опирается не только на описания средневекового шабаша ведьм, но и на свои впечатления от приема, устроенного в Москве американским послом Вильямом Буллитом 22 апреля 1935 года по случаю национального праздника США. Елена Сергеевна Булгакова, третья жена писателя, вдохновившая его на создание образа Маргариты, вспоминала в дневнике 23 апреля 1935 года:

Бал у американского посла. М.А. в черном костюме. У меня вечернее платье исчерна-синее с бледно-розовыми цветами. Поехали к двенадцати часам. Все во фраках, было только несколько смокингов и пиджаков. <…> Буденный, Тухачевский, Бухарин в старомодном сюртуке, под руку с женой, тоже старомодной. Радек в каком-то туристском костюме. <…> В зале с колоннами танцуют, с хор прожектора разноцветные. За сеткой — птицы — масса — порхают. Оркестр, выписанный из Стокгольма. М.А. пленился больше всего фраком дирижера — до пят. <…> Часа в три заиграли гармоники, и петухи запели. Стиль рюсс.Соколов Б. Указ. соч. С. 139. Статья: «Великий бал у сатаны»; Булгаков М., Булгакова Е. Указ. соч. С. 211.[13]

Человек — res sacra

Наименее убедительными показались мне те места, где автор пытается вписать Булгакова и его роман в философский контекст эпохи. Бездоказательным представляется сравнение мировоззрения Иешуа Га-Ноцри с анархизмом Бердяева или с принципом Божественного Абсолюта Сергия Булгакова. Сто́ит ли иррациональный мир «Мастера и Маргариты» выводить из трудов Льва Шестова (статьи «Бердяев Николай Александрович», «Булгаков Сергей Николаевич», «Шестов Лев»)? Заметное влияние на Булгакова оказал только Павел Флоренский, но можно ли утверждать, как это делает Соколов, что ключом к интерпретации «Мастера и Маргариты» является цифра «три» (у Флоренского «имманентная Истине»)Там же. С. 480. Статья «Флоренский Павел Александрович».[14]?.. Если Воланд говорит: «Люди, как люди, любят деньги, но ведь это всегда было», — то обязательно ли искать в этих словах отзвуки полемики Булгакова с Кантом и его представлениями о нравственном прогрессе человечестваТам же. С. 238. Статья «Кант Иммануил».[15]?

К счастью, в художественном мире Михаила Булгакова все не так усложнено и по-человечески более нам близко. Вот сцена из романа, где Левий Матвей говорит печальным голосом, что Мастер не заслужил после смерти света, он заслужил покой. Прежде я думал, что Булгаков помещает своего героя в дантовское limbo, то есть в первый круг геенны, — туда, где находятся души умерших, которым не по их вине закрыт доступ в рай (например, души древних мудрецов и поэтов, живших до Христа). Теперь я понимаю, что покой в иерархии Булгакова и его Мастера гораздо выше света, в котором все должно расплавиться, слиться в какое-то мучительное единство. В этом оазисе покоя Мастер находит свой вечный дом — великую и недостижимую мечту самого Булгакова в его земной юдоли.

В главе тридцать второй «Прощение и вечный приют» счастливая в потустороннем мире Маргарита говорит Мастеру:

Слушай беззвучие <…> слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.Булгаков М. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита. С. 810–811. Эпилог из «Мастера и Маргариты».[16]

Не могу согласиться с Соколовым, когда он интерпретирует «Мастера и Маргариту» в духе манихейства. Ни магия, ни масонские символы, ни демоны не исчерпывают подлинной сути булгаковского шедевра. Все это от силы декорации, красочный фон романа, в центре которого — человек и человеческая свобода. Ключ к пониманию «Мастера и Маргариты» читатель найдет в главе 29 «Судьба Мастера и Маргариты определена». Там дьявол Воланд — герой, в сущности, положительный — защищает от идеолога Левия Матвея (прообраза Сталина) человеческое царство теней, говоря:

не успел ты появиться на крыше, как уже сразу отвесил нелепость, и я тебе скажу, в чем она, — в твоих интонациях. Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое, из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп.Там же. С. 776.[17]

Последнее утверждение в 30-х годах адресовалось адептам «исторического материализма» в СССР, а сейчас оно воспринимается как предупреждение об опасности любой утопии. С манихейством и культом сатаны здесь нет ничего общего.

* * *

Особого внимания заслуживает содержательное эссе Алиции Володзько-Буткевич «Булгаков в Польше», опубликованное в польском издании энциклопедии. Из него мы узнаём, что первым булгаковским произведением, изданным на польском языке, была пьеса о Пушкине «Последние дни», и перевел ее в 1949 году Александр Бахрах, бывший функционер Союза польских писателей в Таджикистане. Премьера пьесы Булгакова «Кабала святош» состоялась в 1968 году в Забже (Верхняя Силезия), а в 1971 году этот спектакль шел в Лодзи. Среди переводчиков Булгакова на польский язык были Земовит Федецкий и Анджей Мандальян. «Кабалу святош» перевел Ежи Помяновский. Судьба этой вещи сложилась на польской сцене очень удачно, ее великолепно поставил Мацей Войтышко, а Мольера с оглушительным успехом сыграл Тадеуш Ломницкий.

Роман «Мастер и Маргарита» переводили на польский язык дважды. Сначала, в 1967 году, это сделали Ирена Левандовская и Витольд Домбровский (переводчики вносили в текст дополнения до 1973 года — по мере появления все более полных вариантов произведения). Потом, в начале 90-х годов, лучший польский булгаковед Анджей Дравич сделал новый перевод, но в стилистическом отношении он уступал предыдущему, хотя и был более точным с филологической точки зренияBułhakow M. Mistrz i Małgorzata. Przełożył i posłowie napisał Andrzej Drawicz. Konsultacja naukowa dr Grzegorz Przebinda. Wrocław: Wydawnictwo Dolnośląskie, 1995.[18]. Уже в 1990 году издательство «Оссолинеум» подготовило научное издание первого перевода «Мастера и Маргариты», снабдив его вступительной статьей Дравича и комментариями автора этих строкIdem. Mistrz i Małgorzata. Przekład Irena Lewandowska, Witold Dąbrowski. Wstęp Andrzej Drawicz. Opracowanie tekstu i przypisy Grzegorz Przebinda. Wrocław; Kraków (etc.): Zakład Narodowy imienia Ossolińskich, 1990.[19], — и с этих пор роман Булгакова вошел в польский литературный золотой фондСледует отметить, что со времени публикации этой статьи в Польше вышло еще три перевода «Мастера и Маргариты», причем один из них был сделан самим Гжегожем Пшебиндой совместно с его женой Леокадией Анной и сыном Игорем (2016). Еще два перевода принадлежат Анджею Туру (2016) и Яну Цихоцкому (2017). — Ред.[20]. Существует две польских экранизации шедевра Булгакова: «Пилат и другие» (1975) Анджея Вайды и телевизионный сериал Мацея Войтышко (1988).

В конце прошлого века «Политика», «Газета выборча» и «Жечпосполита» провели среди читателей опрос с целью определить их самый любимый роман ХХ века — на первом месте с большим отрывом оказался «Мастер и Маргарита». В мае 2002 года в Польше была осуществлена новая, пятнадцатая по счету, театральная постановка «Мастера и Маргариты», на этот раз в Кракове, в режиссуре Кристиана Люпы. А в середине марта 2004 года режиссер Лукаш Чуя поставил «Мастера и Маргариту» на сцене Театра эстрады в Хожуве. Воланда играл Мацей Маленчук, известный в Польше андеграундный музыкант, написавший к спектаклю зонги.

Интерес к Булгакову не ослабевает в Польше и в XXI веке.