Великий человек на малые дела. Действие второе
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Декорация первого действия.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Гениалькевич, Анеля, Дольский, пан Игнатий, слуга.
Гениалькевич сидит на стуле посреди сцены; перед ним небольшой столик с письменным прибором. У его ног множество конвертов; лакей, поминутно охая, подбирает их; с левой стороны от Гениалькевича пан Игнатий— седовласый старичок в халате, с бритым лицом; он держит в руке кучу пакетов и по частям передает их Гениалькевичу; Гениалькевич распечатывает их, конверты бросает на пол, а журналы, газеты и книги бегло просматривает и отдает слуге. Все это происходит в продолжение всего диалога. Дольский сидит за столом с левой стороны и делает вид, словно просматривает газеты, но в действительности не спускает глаз с Анели, которая пишет за письменным столом и часто находит повод, чтобы обернуться и бросить взгляд на Дольского.
Пан Игнатий. И все без толку... Какой от них прок, от этих испачканных лоскутков бумаги. Бросаешь только деньги на ветер.
Гениалькевич (вполголоса). Брюзга, брюзга, брюзга, брюзга. (Вслух.) «Еженедельник» (слуге) положи на стол.
Пан Игнатий. Я бы мог вчера прихватить с собой из города этой пачкотни — и никаких денег не стоило бы.
Гениалькевич. Ты, сударь мой, этого не понимаешь!
Пан Игнатий. Чего не понимаю-то?
Гениалькевич. Не понимаешь, что ко мне приходит корреспонденция. (Слуге.) Панне Матильде.
Пан Игнатий. А я спрашиваю — какой в ней толк-то?
Гениалькевич. Дольский!.. Пан Игнатий спрашивает, какой толк в корреспонденции. (Смеется, писарь приносит ему книгу, в которой Гениалькевич расписывается и затем продолжает.) Не каждый знает, не каждый поймет, сколько нужно колесиков, чтобы часы ходили. О! не так это просто... Здесь читай, там распишись — а все кто? Я. (Писарю.) Переписать и отправить.
Писарь уходит.
Пан Игнатий. Вся твоя писанина — одно наказание Божье. Какой в ней прок? Своих подчиненных только травишь и убиваешь этими чернилами. Их узнают по черным пальцам за десять миль. Скоро и носы у них станут черные.
Гениалькевич (вполголоса). Брюзга, брюзга... (Слуге.) На стол.
Пан Игнатий. У тебя, милостивый государь, мудрая голова — это все знают!
Гениалькевич (довольный, усмехается). О!..
Пан Игнатий. Тебе бы быть министром каким-нибудь!
Гениалькевич. О! О!
Пан Игнатий. Да что там — канцлером!!!
Гениалькевич. О! О! О!..
Пан Игнатий. Но путного хозяина из тебя не выйдет!
Гениалькевич. Хе?
Пан Игнатий. Пусть себе там в городе волокиту разводят, а не в деревнях — какой от этого прок? Писанина прибыли не увеличит.
Гениалькевич (вполголоса). Обскурантизм! Невежество! (Вслух.) Тебе, сударь мой, все еще кажется, что мы живем в те времена, когда ты учил меня читать... а с тех пор много воды утекло... теперь я, слава Богу, не нуждаюсь ни в чьей науке.
Анеля подает Гениалькевичу бумагу на подпись, он подписывает.
Хорошо, хорошо, дитя мое... я доволен... только ты забыла пронумеровать. Без нумерации ничего из моего бюро выйти не может.
Пан Игнатий. И какой в этом прок?
Гениалькевич (Анеле). Теперь вложи в конверт — запечатай.
Дольский. Может, я могу помочь?
Гениалькевич. Нет, нет, лучше ее никто не сделает — она выросла под моим присмотром.
Пан Игнатий. Она бы еще лучше выросла, если бы не нюхала постоянно твоих чернил и глаза себе чтением не портила... Теперь что ни третий, то в очках... слепой — а отчего? От чтения. Какой в этом прок?
Гениалькевич (вполголоса). Обскурантизм! (Слуге.) Панне Анеле!
Пан Игнатий. Если уж делать, то делать надо по-настоящему, а не по писаному — раз, два и готово.
Гениалькевич. Из Перемышля — посмотрим, что-то там творится. (Читает.) «Доношу ясновельможному пану, что сегодня никаких донесений для ясновельможного пана у меня нет. Остаюсь... и так далее, и так далее». Вот это мне нравится: никаких донесений у него нет! Замечательный корреспондент... А за что же я плачу ему?
Пан Игнатий. А черт знает, за что!
Гениалькевич. Отменю корреспондента... отменю. Анелька, запиши в памятной книге: корреспондента из Перемышля отменить.
Пан Игнатий. А правду сказать — что доносить, если нечего доносить?
Гениалькевич. Ты, сударь мой, этого не понимаешь... Нечего? А я и не спрашиваю.
Пан Игнатий. По-моему, лучше совсем не писать, чем писать глупости.
Гениалькевич. Извини, но я так не думаю... (Просматривает.) Газеты... не понимаю, почему только три.
Пан Игнатий. Ерунда! Три! И какой в них прок?
Гениалькевич (смеется). Дольский! Дольский! Пан Игнатий спрашивает, на что газеты? (Слуге.) На стол!
Пан Игнатий. Пусть бы лучше каждый смотрел за тем, что у него делается под носом, и не лез, куда не следует — больше было бы толку. А то пишут, пишут — и что ни слово, то и вранье.
Гениалькевич. Обскурантизм!.. Из Кракова... Вот этот знает, что пишет!
Пан Игнатий. А как же: один пишет, что знает, другой знает, что пишет!
Гениалькевич (читает). «Стоит жаркая погода...»
Пан Игнатий. Новость какая!
Гениалькевич (читает). «На днях умер здесь пан Шустер».
Пан Игнатий. И что из этого? Хватит еще на наш век этих Шустрых...
Гениалькевич (читает). «Упал уровень воды в Висле»... Дольский! Дольский, слышишь, упал уровень воды в Висле.
Дольский (словно разбуженный). А!... упал — кто упал?..
Гениалькевич. Вещь, достойная внимания!
Пан Игнатий. Дождей мало, вот и упал... что же тут мудреного!
Гениалькевич. Обскурантизм! (Слуге.) Панне Анеле... Анелька, положи в папку метеорологических наблюдений. (Распечатывает письмо.) Хо! Что это?.. Афиша из Львова. (Читает.) «Сенсация! Небывалый зверинец в нашей стране»... Гм! Гм!.. «Два медведя редкой красоты... Один белый, другой черный»... (Поднимает очки на лоб и кладет афишу на колено.) Белый и черный...
Пан Игнатий. Я хочу спросить тебя, милостивый государь, как ты решил: пустить ли стадо на луга или купить корму?
Гениалькевич. Купить? А зачем?
Пан Игнатий. Да затем, что нет его... нельзя ж держать скот в хлеву без подножного корма.
Гениалькевич. Э, старые предрассудки!
Пан Игнатий. Ну да, старые, так как скотину кормить надо.
Гениалькевич(про себя). Белый... и... черный.
Пан Игнатий. Ну и как же?
Гениалькевич. Что — «как»? Нужно... (Жест, словно держит вожжи и правит ими.)
Пан Игнатий. Да прок-то какой держать скотину за морду...
Гениалькевич. Я не про это говорю, а говорю, что следует браться за дело живо, с энергией...
Пан Игнатий. Энергией скотину не накормишь.
Гениалькевич. Я дал личные указания.
Пан Игнатий. И личными указаниями не накормишь...
Гениалькевич. Обскурантизм!.. Белый... и... черный... Дольский, ну-ка сядь поближе... мне пришла гениальная мысль... величайший вопрос для разрешения... что белый и черный медведи так же, как и мы с неграми, одного происхождения или совершенно различного? А? Оттого ли белый является белым, что живет в снегах, а черный черным, что находится в лесах? Как ты думаешь?
Дольский. Должен признаться, что не считаю себя способным разрешить этот вопрос.
Гениалькевич. Вещь исключительно любопытная... Если оба они одного происхождения, то который из них был прежде? Белый или черный? Кто из них переменил свою шерсть?
Пан Игнатий. Ну и как же ты, милостивый государь, решил?
Гениалькевич. О! Ты, сударь мой, думаешь, что это так просто... если белый...
Пан Игнатий. Да я о коровах спрашиваю.
Гениалькевич. И чего ты привязался ко мне с пустяками?
Пан Игнатий. Но...
Гениалькевич. Ты только портишь дискуссию... Дольский, пойдем в библиотеку. Там спокойнее сможем решить поставленную проблему. Науке это тоже еще неизвестно. (Уходит.)
Дольский (в дверях, оглядываясь на Анелю). Вы правы, мой друг. Наука еще не изучала этого вопроса. (Уходит.)
Слуга за ними выносит стул и столик.
Пан Игнатий (смотрит им вслед). Ну и дела! Чем умнее человек, тем глупее. Эх, эти книги, книги!..
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Анеля, пан Игнатий.
Пан Игнатий. А ну-ка подойди ко мне, красавица, я скажу тебе что-то. Не правда ли, пан Дольский человек солидный и достоин любви? А?
Анеля. Возможно, но почему...
Пан Игнатий. Да вот замечаю я... Гм! гм!
Анеля. Что вы замечаете?
Пан Игнатий. Как тебе сказать... Его слуга, Мартин, говорил мне, что у них там весь дом заново переделывается. А знаешь, красавица, что это значит?
Анеля. Откуда я могу знать... Да меня это и не касается.
Пан Игнатий. Гм... гм... не касается?.. А я думал, что немного и тебя касается... Пан Дольский собирается жениться.
Анеля. Жениться? Но на ком?
Пан Игнатий. На ком, не знаю, но знаю, что над его кроватью висит образок какой-то святой... сам он его и нарисовал.
Анеля. А мне что за дело?
Пан Игнатий. Да вот говорят, что святая-то уж больно на кого-то похожа... хе, хе, хе... ну, ну, хорошо, хорошо... Пан Дольский человек почтенный... Он мне нравится.
Анеля (в сторону). Милый старикашка...
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Анеля, пан Игнатий, Матильда.
Матильда входит из дверей направо и, подходя к средним дверям, спрашивает.
Матильда. Пан Кароль вернулся?
Голос слуги за сценой: «Никак нет, сударыня!»
Матильда. Невыносимо!.. Поеду сама!
Пан Игнатий. Если желаете, барышня, я могу составить вам компанию.
Матильда (удерживаясь от смеха). Покорно вас благодарю, милостивый государь.
Пан Игнатий. Сяду на своего Буцефала.
Матильда. Это на того, который кашляет?
Пан Игнатий. Кашляет... одышка у него.
Матильда. О, это мелочь!
Пан Игнатий. Зато конь с фантазией.
Матильда. Вот вы с ним и фантазируйте вместе, но без меня... (сдерживая смех) но я вам очень признательна, милостивый государь, и не хочу вас утруждать.
Пан Игнатий. Как вам будет угодно... С паном Каролем ездить куда приятней. (Уходя, смеется.) Хе, хе, хе,... знаю, знаю... (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Матильда, Анеля.
Матильда (смотрит пану Игнатию вслед и после короткой паузы). Чему он смеется?
Анеля. Хороший старикашка!
Матильда. Хороший, но не для езды верхом! И еще смеется. Это мне надо смеяться над его предложением, но я так зла... так зла!
Анеля. Послушай, Матильда!
Матильда. Да что слушать — Кароль забыл обо мне совершенно!
Анеля. Ты говорила мне, что давно заметила и все знаешь. Я не буду ничего скрывать от тебя и все расскажу... Может, дашь мне добрый совет.
Матильда. Что ты плетешь, моя милая? Что я знаю? Что я заметила? Что я говорила? Ничего не понимаю.
Анеля. Ну... о пане Дольском...
Матильда. Я говорила?
Анеля. Несколько минут назад.
Матильда. О Дольском?.. А что именно? Когда? Где?
Анеля. О, ты безжалостна ко мне!.. Ты сказала, он меня любит... я его люблю...
Матильда. Ах, вот ты о чем! Но это была шутка и ничего больше. Вернее, я сердилась на Кароля и плела всякий вздор без всякого умысла... Извини... Хотя... что же это? Ну-ка подойди ко мне и посмотри в глаза... В чем ты хотела признаться?
Анеля (утирая слезы). Но это жестоко...
Матильда (обнимая ее и лаская). Ты плачешь?.. Анелька! Милая, родная, хорошая — я не хотела тебя обидеть... я тебя так люблю... Ну скажи... (утирая ей слезы) только не плачь... скажи, родная, что же... Дольский любит тебя?
Анеля кивает головой.
А ты?.. Как будто?.. Немножко?.. Но послушай, моя деточка, давай поговорим здраво. (Садится.) Расскажи — как, что, когда?
Анеля. Ах, дорогая Матильда, не так это просто, как тебе кажется, рассказать о том, как это началось и когда... Я сама не знаю...
Матильда. Но почему ты думаешь, что он любит тебя? Он говорил тебе об этом?
Анеля. Нет, но я вижу по его глазам.
Матильда. Что же он, подмигивает?
Анеля. Вот уж этого я и боялась... насмешек твоих... постоянных насмешек... Лучше я не буду говорить.
Матильда. Извини, родная, извини. Даю слово — я больше не буду шутить... Итак, ты прочитала в его глазах, что он любит тебя... хорошо... а дальше?
Анеля. Он всегда стремится быть около меня... старается услужить... Всегда первый меня услышит, поймет... почти угадывает мои мысли...
Матильда. Гм!... Это, кажется, немного больше, чем выражение глаз.
Анеля. Да, но какое выражение... Это трудно описать... его глаза говорят больше, чем уста... и лучше, и выразительнее.
Матильда. Вот она, наивность души!.. Это, конечно, еще не все?
Анеля. Сегодня, час назад, мы остались здесь одни... случайно.
Матильда. Случайно!
Анеля. Клянусь тебе, случайно. Я не заметила, когда вышел дядюшка... Не разобрала одного слова и обратилась к Дольскому... Он начал говорить и говорил так хорошо, таким голосом и так смотрел... О, Матильда! Я не могу передать тебе этого... но знаю, что сердце мое билось так, что если бы он спросил меня: Анеля, любишь ли ты меня, — я бы, кажется, не задумалась и ответила: люблю, люблю, мой милый, мой дорогой Ян.
Матильда. Понимаю... понимаю... А что было дальше?
Анеля. Дальше?.. Ничего... Он неожиданно прервал речь и вышел.
Матильда. Хорошо. Теперь я все знаю... Послушай, Анелька, нам следует кое о чем серьезно подумать. Ты говоришь, что Дольский любит тебя. В этом нет ничего удивительного. Но, с другой стороны, как объяснить, что несколько минут назад наш дядюшка, друг и покровитель Дольского, соблазнял меня мужем... И знаешь, кого он мне сватал?
Анеля. О мой Боже! Его?
Матильда. Его!
Анеля. Что же ты ответила?
Матильда. Отказала наотрез. Да и верь мне: если бы я даже погибала от любви, как георгин от первого мороза, то и тогда я не стала бы твоей соперницей.
Анеля. Тебя, тебя он любит, нет сомнения... да и как можно не любить тебя... Но со мной он обошелся гадко... забавлялся... и пан Игнатий говорил вздор... Действительно, получилось все так скверно, подло.
Матильда. Спокойно, спокойно, моя крошка, не горячись, я все выясню и в обиду тебя не дам... а теперь на коня!
Входит Леон.
Анеля. Одна? Без Кароля?
Матильда. А почему бы и нет? Хорош кавалер, который носится по полям.
Леон. Если нужно, то я поеду.
Матильда. Вот и другой... трудный выбор... Одному я уже отказала.
Леон. Кому?
Матильда. Пану Игнатию... Может обидеться.
Леон (в сторону). Экое жало ядовитое! (Смотрит на Анелю.) Конечно, я предпочел бы остаться здесь, но если Матильда собирается ехать одна, я не могу этого допустить.
Матильда. Он не может допустить! Ха! ха! ха! Всего хорошего — я еду, а ты, мой храбрый рыцарь, оставайся с паном Игнатием в пехоте. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Анеля, Леон.
Леон. Удивительное существо! Что за странное сочетание злого и доброго. И притягивает к себе, и одновременно отталкивает. Каждую минуту спрашиваешь себя: любишь ее или ненавидишь?
Анеля. Ненавидеть Матильду? Как не стыдно, Леон!
Леон. Может, я сильно выразился, но посуди сама, сколько яду в ее словах.
Анеля. Она просто любит пошутить.
Леон. Хороши шутки!
Анеля. А что плохого?
Леон. Острый язычок!
Анеля. Ну, ведь не только по отношению к тебе!
Леон. Роза пышно расцвела, но осторожно — в середине жало осы!
Анеля. Не осы, а пчелки. Не трогай — не ужалит.
Леон. Я и то стараюсь держаться подальше, на почтительном расстоянии.
Анеля смеется.
С ней действительно...
Анеля (заканчивая мысль). ...каши не сваришь.
Леон. Что ты этим хочешь сказать? Впрочем, знаю, знаю... (смеется притворно) будто я влюблен в нее и влюблен страстно... безнадежно — не так ли?
Анеля. О нет, нет, ты ее не любишь!
Леон. ...И хотел бы жениться на ней — да?
Анеля молчит.
Ах, Анелька, Анелька, неужели ты могла так подумать? Ты, в искренность дружбы которой я верю, с которой всегда разделяю свои самые сокровенные мысли и перед ангельским характером которой я преклоняюсь... Нет, я не ожидал от тебя этого!
Анеля (грозя ему пальцем). Ой, Леон, Леон! (Смеется и убегает.)
Леон (один). Правду она сказала: каши с ней не сваришь. Делаю вид, что волочусь за Анелькой и стараюсь возбудить ревность у этой своенравной амазонки, но, увы, все напрасно... Перед ее холодным рассудком бледнеет вся моя дипломатия... (После паузы.) А может, Дольский? Вздор! Да разве она пойдет за бедного шляхтича, когда ей воображается, что весь мир у ее ног!
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Леон, Дольский.
Дольский. О чем ты так задумался, мой дорогой Леон?
Леон. Теперь все мы только и делаем, что думаем.
Дольский. Может, я отгадаю причину?
Леон. Сомневаюсь. Да и не стоит трудиться, я тебе сам скажу все откровенно — зачем зря время тратить. Если кто вздумает добиваться руки Матильды, пусть знает, что в моем лице он не встретит соперника.
Дольский. Но позволь, позволь... мои наблюдения...
Леон. Твои наблюдения ошибочны... и, чтобы раз навсегда покончить с этим, скажу, что я никогда не женюсь.
Дольский. Никогда?
Леон. Никогда... хотя бы это была дочь королевы Помаре.
Дольский. Должен признаться, что меня это очень радует.
Леон. Радует? Почему?
Дольский. Скоро узнаешь.
Леон (в сторону). Правда, скоро узнаю, как оставят тебя в дураках...
Дольский. Но разреши спросить тебя, почему ты всегда такой грустный, задумчивый? Может, я могу помочь тебе?
Леон. Благодарю... но ты не в силах мне помочь... Все дело в финансах...
Дольский. Нужны деньги?
Леон. Да.
Дольский. С удовольствием одолжу тебе.
Леон. Ты?.. У тебя есть деньги?
Дольский. Есть.
Леон. Несколько сот дукатов.
Дольский. Хорошо.
Леон. Но я не могу тебе обещать их скоро вернуть.
Дольский. Ничего. Когда сможешь, тогда и вернешь.
Леон. Долгов я не делаю — гордость не позволяет, — но в данный момент меня вынуждают обстоятельства. Скоро выборы, и я буду баллотироваться как кандидат на пост директора кредитного общества.
Дольский. На пост директора? (В сторону.) Вот так новость!
Леон. Мне уже некоторые обещали свои голоса, но я никогда не забываю пословицу: помогай себе, и тебе Бог поможет. А деньги в таком деле — лучший двигатель.
Дольский. О мой Боже, ведь не станешь же ты...
Леон. Подкупать избирателей? Нет. Но, имея деньги, я бы многих сумел привлечь на свою сторону самыми позволительными и безобидными средствами.
Дольский. Какие же эти средства?
Леон. Например, еду я завтра к пану NN, которому мой отец был должен на честное слово несколько десятков дукатов. Я вхожу и плачу деньги. Пан NN, который считал свой долг давно погибшим, конечно, удивляется, затем благодарит, а послезавтра непременно голосует за меня.
Дольский. Может быть.
Леон. Или, скажем, у пана М... две старые клячи, а жена мечтает о рысаках. Я покупаю его дряхлых лошадей и плачу за них в два раза дороже, чем они стоят. Пан М..., чтобы успокоить свою совесть, на другой день спешит на выборы и подает за меня свой голос.
Дольский. Может быть.
Леон. Или еще: пан Р... плохо играет в бильярд, но любит выигрывать. Я играю с ним и проигрываю. Пан Р..., боясь потерять такого игрока, на другой день отдает за меня свой голос.
Дольский. Деньги я тебе дам, но хотелось бы, чтобы они пошли на что-либо другое. Я думаю, что выборы должны быть свободны от подобного рода воздействий. Среди достойных надлежит выбрать достойнейшего.
Леон (смеется). Достойнейшего? А кто же даст тебе диплом «достойнейшего», если ты сам его не дашь себе? Будешь молчать, люди пройдут мимо. А ты всюду кричи о своих достоинствах, трезвонь направо и налево, вколачивай в каждое ухо, которое ты встретишь под фуражкой или шляпой, и слух передаст памяти, память — разуму, а разум поверит и возвестит: глас народа — это глас Божий!
Дольский. Но в конце концов недостаток способностей когда-нибудь обнаружится?
Леон. Ну и что из этого? Благоразумные станут молчать поневоле, так как им будет стыдно сознаваться, что они не раскусили тебя раньше; интриганы не скажут ни слова, потому что им выгодно пользоваться твоей бездарностью, а общество... общество судит людей по их положению.
Дольский. Гм! гм! Но позволь спросить тебя, знает ли пан Гениалькевич о том, что ты желаешь баллотироваться?
Леон. Если и знает, то только не от меня. Мой дядюшка — человек наипрекраснейших качеств, но очень любит громоздить на гладкой дороге препятствия, о которые сам расшибает себе нос... Но вернемся к твоему предложению. Видишь ли, брать у тебя деньги — это все равно, что ставить их на карту, а я не могу рисковать твоим карманом.
Дольский. Почему?
Леон. Потому что он у тебя не туго набит.
Дольский. Ошибаешься. Нынешней зимой, после смерти моей тетушки, я получил значительное наследство.
Леон. Ты получил наследство?
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Леон, Дольский, Кароль.
Кароль (входя). Получил наследство? Кто получил? Где? Уж не я ли случайно?
Дольский. Нет, мой дорогой Кароль, это наследство получил я. Умерла моя тетушка, о которой, вообрази, я даже ничего не знал, а теперь она сделала меня богатым.
Кароль. Какая чудесная тетушка! Вот, Леон, если бы и нам поискать. Может, и мы нашли бы какую-нибудь давно умершую милую тетушку.
Леон (в сторону). Наконец-то понемногу раскрываются планы дядюшки... Пригласил его... удерживает здесь, чтобы потом... Проклятье!..
Дольский. Ну как, Леон, принести тебе деньги сейчас или?..
Леон. Благодарю... Я уже раздумал. (Уходя, в сторону.) Проклятье!.. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Кароль, Дольский.
Кароль (разваливаясь на диване). Да, жаль, жаль, что нет у меня ни тетушки, ни бабушки, ни прабабушки... А тут мой пес всех уток разогнал, кузина губы надула... а в утешение нет даже тетушки... блаженной памяти покойной тетушки... А уж как бы я ее любил!
Дольский (в сторону). Он не хочет жениться... но зато я хочу... Конечно, приятнее было бы в роли директора... Директора? А что если Леон опередит?.. Э, нет! Гениалькевич стоит начеку!.. А не хочет жениться, значит, у меня больше нет препятствий... Оденусь и пойду признаюсь панне Анеле... Думаю, что отказа не будет...
Кароль. Послушай, Дольский. Сегодня за обедом нужно будет выпить за здоровье этой твоей тетушки...
Дольский. Благодарю, но я не пью...
Кароль. Знаю, знаю, что ты, бедняга, не силен в этом деле, но со мной ты выпьешь рюмочку.
Дольский. В жизни еще не выпил ни одной.
Кароль. Невероятно! А почему?
Дольский. У меня с детства отвращение к вину.
Кароль. Отвращение к вину? И он еще получает наследство? Какая вопиющая несправедливость!
Дольский (направляясь к выходу). Извини, но я должен...
Кароль. Я иду с тобой... Расскажешь мне, как это могло случиться, что тетушка, которую ты никогда в глаза не видел, вдруг пожаловала тебе такое наследство? Эх, кабы мне такую тетушку, я бы целый бочонок осушил за ее здоровье... Вот уж право, бесценная тетушка.
ЗАНАВЕС
