Польская литература онлайн №13 / Ирония как имплицитная форма авторской модальности в новелле «Ad leones!» Циприана Камиля Норвида
Художественный текст — сложно организованная система эксплицитных и имплицитных форм выражения авторской позиции, причем преобладание одной из этих двух форм определяет типологическое своеобразие творчества писателя. В исследованиях С.С. Ваулиной и Е.В. Булатой ирония рассматривается как «концептуальная категория художественного текста»
В индивидуально-поэтической философии Норвида ирония воспринимается даже не как сугубо текстовая, а как онтологическая категория. Согласно одноименному стихотворению («Ironia» (1861—1865)), ирония есть «необходимая тень бытия»
Норвидовский образ иронии как «тени бытия» позволяет раскрыть персонажную структуру новеллы Норвида «Ad leones!» (1882), в которой иронически освещены слова и поступки всех без исключения персонажей, включая фигуру «я»-повествователя — рупора норвидовской моральной оценки. Верным в этой связи представляется мнение И. Славинской: «И хотя суждение (Норвида — Л.М.) о мире и о культуре однозначно сурово, оно затрагивает также и самого нарратора. Отсюда сияние самоиронии, исходящее от его прозы»
Согласно интерпретации Зенона Мириама Пшесмыцкого, авторская критика изображаемых в новелле событий и персонажей сочетает моменты эксплицитной и имплицитной авторской позиции. Так, первотолчком к написанию новеллы становится открыто сатирическая «реакция на торгашество»
Новелла Норвида в русском переводе А. Щербакова впервые была опубликована в сборнике «Польская новелла XIX—XX вв.» (1988) и переиздана в книге избранных произведений Норвида «Пилигрим, или Последняя сказка» (2002). Не ставя под сомнение очевидные художественные достоинства перевода А. Щербакова, мы считаем возможным оспорить некоторые решения переводчика с точки зрения их соответствия авторской позиции, в том числе способов выражения ее иронических нюансов. Например, исполняемые певцом отрывки революционного гимна передаются в переводе А. Щербакова зачином «Рабочей Марсельезы» («Отречемся от старого мира…»). На наш взгляд, более правдоподобна гипотеза Я. Тшнаделя
Очевидной ошибкой перевода было также приписывание скульптору вопроса, заданного в действительности живописцем: «...что это? что из этого можно сделать?.. это может быть Клеопатра... а может Вознесение»
В новелле Норвида выделяются три группы персонажей, различающиеся спецификой иронического освещения. Во-первых, редактор и гувернер, играющие наиболее активную роль в корректировке скульптуры, ирония по отношению к которым принимает форму сатирической и саркастической открытости. Во-вторых, группа персонажей второго плана (молодой турист, певец, живописец) со слабовыраженной индивидуальностью, выступающих «сателлитами» по отношению к главным участникам действия. Третью группу составляют скульптор и «я»-повествователь, моральная оценка которых является проблемой читательской интерпретации, и по отношению к которым авторская ирония в наибольшей степени сохраняет имплицитный характер. Вне выделенных групп персонажей находится образ американского корреспондента, который сам по себе не является объектом иронической оценки, исполняя сюжетную функцию разоблачителя скульптора. Функциональным персонажем с точки зрения реализации иронической оценки можно также назвать собаку скульптора — киргизскую борзую, присутствие которой раскрывает двойственную оценку центрального персонажа: в начале новеллы образ грациозной собаки максимально выгодно характеризует скульптора, «работая» на создание его позитивного имиджа, но к концу новеллы, наоборот, дискредитирует его как крайне прагматичного и материалистично настроенного представителя мира искусства.
Проблематичность фигуры скульптора заключается в том, что не все интерпретаторы рассматривают его образ как отрицательный. Так, авторитетный польский критик К. Выка сформулировал парадоксальную точку зрения, что главный герой сам выступает в новелле в роли иронизирующего субъекта, а не объекта авторской иронической оценки. В связи с этим К. Выка считает скульптора «двойником» самого Норвида: «Скульптор, добровольно переделывающий свое произведение в соответствии с замечаниями других лиц, олицетворяет характерную для Норвида иронию совершенного превосходства. Это ирония человека, который настолько убежден в своей правоте и не понят окружающими, что чувствует, как всякая попытка снизойти к ним, чтобы убедить и обратить, унизит его самого... Не остается ничего другого, как вооружиться иронией видимого согласия: делайте, что хотите, — посмотрим, что получится. Или, как в письме к Залескому, евангелический ответ на странную критику поэмы “Прометидион”: “Ты сказал”. И ничего больше»
Единственный положительный персонаж новеллы — рассказчик, глубокий знаток искусства, работающий, как автор скульптуры «Две головы», над проблемой различения подлинника и фальшивки. Однако и этот наиболее симпатичный персонаж новеллы не свободен от иронической критики автора. Ирония по отношению к рассказчику заключается в том, что он, стремясь помочь скульптору советами в совершенствовании произведения искусства, не распознает фальши самой дискуссии вокруг скульптуры и, как следствие, становится невольным соучастником переделки «Ad leones!» в «Капитализацию». Самоирония рассказчика связана с его ролью пассивного наблюдателя, не имеющего достаточно воли, чтобы воспротивиться гипнозу общественного мнения: «Это совершалось словно магически, при общей благосклонности мыслей и чувств, и при полном отсутствии осмысленной попытки опротестовать происходящее»
Самоирония рассказчика связана с угрызениями совести, о чем свидетельствует микроэпилог новеллы, начинающийся словами «Боль и тяжесть были на сердце моем, унижен был дух мой...»
Итак, согласно морально-философской позиции Норвида, иронической критике подвергается весь персонажный мир новеллы, представляющий в свернутом виде модель человечества. В сознании Норвида недосягаемым для иронии является сакральное начало, представленное незавершенной и впоследствии уничтоженной христианской скульптурой. Христианское искусство, понятое Норвидом как «искусство-труд» (см. поэму «Promethidion» (1851)), есть энтелехия исторического бытия человечества, его попытка преодолеть падшую природу в божественном Откровении, и в этом смысле, по Норвиду, стремлению искусства к совершенству соответствует евангельский фаворский миф Преображения. Искусство в таком христианском понимании, по мнению Норвида, недоступно иронии. Однако рядом с искусством появляется его подделка, псевдоискусство, за которым скрывается жажда наживы и тщеславия. Представители «искусства» в этом проявлении — объект острой иронической критики в новелле Норвида «Ad leones!».
Список литературы
1. Базилевский А.Б. Quidam Норвид – «ненужный музыкант» // Норвид Ц.К. Пилигрим, или Последняя сказка: Стихотворения, поэмы, проза. М.: Вахазар; Пипол Классик; Пултуск: Высшая гуманитарная школа, 2002. С. 7-10.
2. Ваулина С.С., Булатая Е.В. Ирония как средство характеристики персонажей в произведениях Н.В. Гоголя // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 2. Языкознание. 2019. Т. 18. № 4. С. 200-209.
3. Ваулина С.С., Булатая Е.В. Средства выражения иронии в немецкоязычных переводах гоголевских текстах // Научный диалог. 2019. № 3. С. 9-23.
4. Выка К. Старость Норвида // Выка К. Статьи и портреты. М.: Прогресс, 1982. С. 82-94.
5. Стефанский Е.Е. Концепт «совесть» в русской, польской и чешской лингвокультурах // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2008. № 72. С. 124-131.
6. Brückner A. Słownik etymologiczny języka polskiego. Warszawa: Wiedza Powszechna, 1974. 805 s.
7. Głowiński M. Ciemne alegorie Norwida // Głowiński M. Intertekstualność, groteska, parabola. Szkice ogólne i interpretacje. Kraków, 2000. S. 279-292.
8. Norwid C.K. Poezje. Kraków: “Eventus”, 1995. 304 s.
9. Norwid C.K. Trylogia włoska. Warszawa: Państwowy Instytut Wydawniczy, 1979. 148 s.
10.Przesmycki Z. Ad leones. Przypisy // Norwid C. K. Pisma prozą. Dział 1. Legendy i nowele. Warszawa – Kraków: Nakład Jakuba Mortkowicza, 1911. S. 284-291.
11.Sławińska I. O prozie epickiej Norwida: z zagadneń warsztatu pracy // Pamiętnik Literacki. 1957. № 48/2. S. 467-498.
12.Trznadel J. Brak i dopełnienie: “Fortepian Szopena” i “Ad leones!” w świetle problematyki dobra i zła u Norwida // Pamiętnik Literacki. 1975. № 66/4. S. 25-70.