Интервью с Анкой Ковальской, польской поэтессой, членом КОС-КОР

— Анка, читатели «Русской Мысли» хорошо знают, что происходит в Польше. В каждом номере сообщения о польских событиях идут на первой странице. Но мне кажется, что существуют в современной польской атмосфере вещи менее уловимые, но не менее важные, чем то, что принято называть «событиями». Можешь ли ты рассказать, что нового, не виданного ранее появилось в самой атмосфере повседневной польской жизни?

— За всю свою жизнь я не могу припомнить такого ощущения единства, с каким мы сейчас живем в Польше. Жизнь очень трудная, есть нечего, люди стоят часами в очередях к пустым прилавкам, чтобы хоть что-то принести в дом съестного, страшно тяжело работают, плохо с транспортом, со связью, со всем, а по телевидению внушают мысль, что в этом повинен независимый профсоюз «Солидарность», стараются подорвать доверие поляков к «Солидарности». И тем не менее: никогда поляки, польское общество не проявляли такой терпеливости…

— А ведь нельзя сказать, чтобы терпение было характерным свойством польского национального характера?

— Отнюдь. Но именно теперь поляки стали на это способны. Несомненной надеждой поляков стала именно «Солидарность». Встречая на улицах людей, у которых на пальто или куртках приколоты значки «Солидарности», все обступают их, задают вопросы, расспрашивая о новостях. Случаются трогательные происшествия — например, старушка в очереди со слезами говорит: «Это наша надежда. Вы — наша надежда». Разумеется, эта атмосфера надежды и доверия дает «Солидарности» поддержку. «Солидарности» ведь за это приходится бороться: за то, чтобы ее не поливали грязью в газетах, за соблюдение самых малых гражданских прав в Польше. Иногда доходит до смешного: в Бюро Помощи, которые «Солидарность» создала в каждом своем округе, приходят, например, женщины и просят «Солидарность» повлиять на их мужей, которые их бьют. «Солидарность» для людей становится как бы всеобщей панацеей. Разумеется, «Солидарность» не может повлиять на каждого мужа, который бьет свою жену, но такие обращения доказывают огромную популярность «Солидарности» в польском обществе, в том числе и среди людей, формально не входящих в профсоюз.

— А не опасно ли это — вновь искать некую панацею, пусть даже в столь значительном явлении, как «Солидарность»?

— Это, видимо, прежде всего, романтизм, известная мифология, но не надо забывать, что со времени августовских забастовок, со времени подписания первого Гданьского соглашения, за которым последовали другие, — весь польский народ почувствовал, что «Солидарность» — единственная сила, которая может внести перемены в жизнь, а жизнь — понятие глубоко личное. «Солидарность» вошла к людям в дом. Естественно, когда-то это кончится. Мы надеемся, что придет время, когда «Солидарность» сможет заниматься только гражданскими правами трудящихся, правами рабочих, служащих, крестьян, но пока ей приходится, как многогорбому верблюду, тянуть на себе всё.

— Очевидно, что сейчас одна из важнейших проблем в Польше — проведение экономических реформ. Гданьское соглашение предусматривало разработку этих реформ в сотрудничестве с «Солидарностью». Пока до этого не дошло. По впечатлениям внешнего наблюдателя, воспринимающего польские события по западной прессе, среди множества справедливых требований, выдвигавшихся «Солидарностью», вопрос об экономических реформах не был поднят со всей остротой.

— Нельзя остро поставить вопрос об экономических реформах, пока ими не займется руководство — партийное или правительственное (что одно и то же). Польша, действительно, экономически увязла в трясине, и «Солидарность» выдвигала требование новых экономических решений. Но только это и может «Солидарность» в своей роли профсоюза. Зато требования «Солидарности» включали участие в обсуждении и разработке экономических реформ людей действительно компетентных, связанных с «Солидарностью». Это экономисты, обладающие своими концепциями, и в сотрудничестве с этими людьми, которых в Польше называют экспертами, можно было бы подготовить и провести реформы. До сих пор все планы и предложения «Солидарности» на этот счет не получали никакого отклика, в лучшем случае обсуждения их останавливалось на полдороге, а с этим ни «Солидарность», ни ее эксперты смириться не могут. Не надо забывать, что еще до августа 1980-го, когда оппозиция официально не существовала ни в партии, ни вне ее, были группы экономистов, в том числе и партийных, выдвигавших свои предложения по экономическим реформам, и их проекты, весьма конкретные, подробные, доходили до правительства, которое, однако, не проявляло желания их использовать. Думаю, что теперь правительство будет вынуждено использовать эти проекты и предложения. Вот уже решается вопрос с официальным признанием сельской «Солидарности», а это вопрос принципиальный, вопрос огромного значения, ибо крестьяне сейчас — единственные, кто твердо знает, каких перемен они хотят в сфере сельскохозяйственной политики. А эксперты по ее вопросам тоже найдутся. «Солидарность» же хочет, прежде всего, иметь контроль над экономическими решениями, над капиталовложениями, над производством на каждом предприятии, и это роль, которую «Солидарность», несомненно, сохранит за собой. Это роль позитивная: рабочий будет знать, зачем он работает, почему его предприятие кооперируется с другими, — имея контроль над этой кооперацией, он будет знать, в чем смысл его труда. Смысл труда, который в Польше практически исчез. И это главная задача экономической реформы — вернуть труду его смысл, его наполнение.

— Ну, хорошо, но все-таки постороннему наблюдателю, к примеру, остается непонятным, почему так упорно бастовали за выходные субботы, а не за начало переговоров об экономических реформах?

— В Польше не бастовали «за выходные субботы» как таковые. Это был лозунг, имевший более широкий, принципиальный смысл. Его можно определить словами: «никаких решений о нас без нас». В Гданьском соглашении записано, что все вопросы, касающиеся трудящихся в Польше, будут решаться с их участием. Прошло несколько месяцев, в течение которых правительство могло подготовить решение различных вопросов, в том числе вопроса о «выходных субботах», и вот без всякого согласования с «Солидарностью» правительство издает свое, единолично принятое решение. Под лозунгом «выходных суббот» «Солидарность» призвала бастовать за нечто более важное — за уважение к себе как партнеру, за соблюдение договоренности о том, что в будущем правительство не будет принимать столь важных решений единолично. И когда правительство было вынуждено отступить, «Солидарность» сама предложила, что часть суббот останется рабочими днями. Компромисс был найден, но — с участием «Солидарности» как партнера. Почему не проходят забастовки под лозунгом проведения экономических реформ? Реформы — не то, что можно провести немедленно, их надо обдумывать и готовить. Но этого не сделаешь без участия правительства, этого не сделаешь в напряженной атмосфере — нужно спокойствие, надо чтобы эксперты не были постоянно заняты устранением причин новых забастовок, продолжавшихся в Польше больше полугода. Как можно было обсуждать экономические реформы до решения вопроса о крестьянской «Солидарности», пока шли большие крестьянские забастовки в Бельско-Бялой, в Грудзёндзе? Правительство должно сначала принять все это и создать таким образом платформу для переговоров. Без этой платформы никакие реформы невозможны. Поэтому-то забастовки по частным проблемам — шаг на пути к разрешению проблем более общих, к созданию такой платформы. Сейчас обстановка в Польше спокойнее, и насколько мне известно (я уже месяц как уехала из Польши), работы над экономической реформой продвигаются.

— Анка, ты — член КОРа, еще несколько лет назад одного из немногих островков сопротивления против дезинформации, отсутствия общественной жизни, нарушения прав человека. Какова роль КОРа в новом, совершенно изменившемся положении в стране?

— Позволь мне ответить очень лично. Нынешнее положение выглядит так, словно наши мечты, наши усилия — все, что мы делали в меру своих возможностей, — породили нечто такое, чего мы себе и не представляли. Могли ли мы предполагать такое увенчание наших трудов? Начиная свою работу, мы были малой горсточкой. Многие считали нас не только «мечтателями», но прямо-таки самоубийцами. Можно сказать, что мы поставили опыт на самих себе. Но вскоре оказалось, что самые разные круги общества словно ожидали, что кто-то предпримет этот опыт, это начинание, и мы увидели, что предпринятое нами вышло навстречу нравственным и духовным потребностям общества. Мы убеждались в этом, видя, как нарастает вокруг нас волна людей, включившихся в нашу деятельность: распространявших наши издания, участвовавших в работе наших Бюро Помощи, подписывавших документы, подпись под которыми грозила им серьезными последствиями, а следовательно, требовала свободного выбора. Становилось ясно, что общество готово к деятельности, не организованной государством. События прошлого лета превзошли наши предвидения. Естественно, мы чувствуем себя связанными с тем новым, что происходит сейчас, на жизнь и на смерть. Нам теперь уже не нужно призывать общество к самозащите и самоорганизации (и убеждать в их необходимости) — то, что мы делали в течение четырех лет. Общество самоорганизуется и защищается с помощью такого огромного института, как «Солидарность». Мы были с первой минуты вместе с ними, вместе с «Солидарностью». Сейчас мы — группа людей, множество людей, которые отдали и отдают все свои силы делу «Солидарности». Мы сейчас не ведем отдельной работы, считая ее ненужной. Мы, упаси Боже, не распустили КОС-КОР, люди по-прежнему знают наши имена, адреса, телефоны; если возникает какая-то проблема, которой «Солидарность» не может заняться, мы всегда готовы ею заняться, придать ей огласку, помочь. Но все наше умение, опыт отданы сейчас «Солидарности»: многие из членов КОС-КОР стали экспертами при «Солидарности» или сотрудниками различных ее региональных учредительных комитетов. То, что, на наш взгляд, будет по-прежнему нужно, —это независимая печать, выросшая в кругах, близких к КОРу. Независимому издательству НОВА (это тоже дитя КОРа, хотя далеко переросшее его рамки) придется продолжать свою деятельность, потому что остается целая сфера культуры, литературы, публицистики, все еще цензурно «непроходимой», и люди ждут многих книг, которые может издать только НОВА. Не собираются прекращать своего существования и независимые периодические издания, прежде всего связанные с литературой и культурой: «Запис» и «Пульс», а также «Критика», «Голос» — издания общественно-политического характера, которые поднимают вопросы, безусловно не входящие в круг деятельности «Солидарности». Что касается «Информационного бюллетеня», то, как ни жаль, вероятно, он прекратит свое существование. Все ядро редакторов «Бюллетеня» активно участвует в редактировании неофициальных изданий «Солидарности», в работе ее агентств печати — это работа, поглощающая массу времени и энергии, так что не может быть и речи об их одновременной работе над таким объемным и требующим труда изданием, как «Информационный бюллетень». Нет, однако, сомнения, что та тематика, которая составляла часть «Информационного бюллетеня» и не может войти в издания «Солидарности», найдет себе место в существующих и вновь возникших изданиях независимой прессы.

— Анка, а теперь несколько слов о тебе самой. В 60-е годы твое официальное положение в литературе было прочным. Ты выпустила три сборника стихов, твой роман вышел и несколько раз переиздавался. Кроме того, ты работала в издательстве ПАКС. Политически ПАКС достаточно однозначен (светские католики на службе режима), но его издательство, насколько я знаю, было шире паксовской политической платформы, представляло трамплин для творческой молодежи, выпускало многие книги, трудно представимые в государственных издательствах. Так что и как редакционный работник ты имела относительно свободное поле деятельности. Как все это стало выглядеть с середины 70-х годов, когда ты активно включилась в общественную деятельность? И как эта деятельность повлияла на твою поэтическую биографию?

— Хорошо, что ты меня об этом спрашиваешь. В конечном счете, каждый писатель хочет, чтобы его в первую очередь рассматривали как писателя. Начну со своей работы в ПАКСе. Издательство ПАКС обошлось со мной в высшей степени порядочно. Когда я стала членом КОРа, был, разумеется, нажим со стороны властей. Тогда многие члены КОРа потеряли работу. Меня же не уволили, а только поручили выполнять мою работу дома, не появляясь в издательстве, — за мной была сохранена моя зарплата и штатное место внутреннего рецензента. Это было, несомненно, личное решение Болеслава Пясецкого. Так же поступили и с еще несколькими сотрудниками издательства ПАКС, сотрудничавшими с КОРом. Но вернусь к себе как к писателю: я стояла перед выбором огромного значения и должна была сделать этот выбор. С момента вступления в КОР я потеряла всякую возможность не только публиковаться, но попросту писать. Невозможно по 16 часов в день заниматься умственным трудом и потом еще писать. Сверх этих 16 часов была еще моя работа для издательства, но это уже мелочь. Работа в КОРе поглощала массу времени и энергии. Я начала ездить на судебные процессы рабочих, арестованных после июньских событий 76-го года: сами поездки, задержания, обработка информации. Вдвоем с Яцеком Куронем мы вели так называемый Банк информации. На наши номера телефонов приходила информация со всей Польши — о преследованиях, о задержаниях, обо всем, что происходило. Каждое сообщение следовало записать и передать западным корреспондентам, не говоря уже об остальных членах КОРа и его сотрудниках. Затем эту информацию надо было отредактировать и включить в ежемесячные «Сообщения» КОРа, которые я готовила к выходу в свет. Так что для меня это были четыре года тяжелой работы, когда в доме каждые пять минут звонил телефон, а я не умею писать между двумя телефонными звонками — по крайней мере, не умею так писать ни стихов, ни прозы. Так что это был выбор «или-или». Но я просто убеждена, что в этот момент нет ничего важнее работы по развитию общественного сознания, по защите прав человека и гражданина. Мне все-таки удалось за это время написать несколько стихотворений, напечатанных в «Записе» и в парижской «Культуре». Ну, а кроме того, я постоянно писала для «Информационного бюллетеня», составила несколько документальных книг, например, Белую книгу по делу Казимежа Свитоня, сборник документов о преступлениях милиции и другие. Теперь я хочу вернуться к литературе. Я по природе не политик и не общественник. Конечно, я приму участие в работе «Солидарности», если это будет необходимо, но думаю, что пришло время исполнить свой долг по отношению к себе как к писателю.

«Русская мысль», № 3362, 28.05.1981