Конрад Валленрод. Историческая повесть. V

V

 

Война

 

Война — уж Конрад удержать не властен

Настойчивые требованья братства;

Весь край волнуют мстительные страсти:

Литве воздать за Витольда коварство.

Князь Витольд, что просил себе защиты,

Чтоб сообща отвоевать столицу, —

Вдруг, после пира, со своею свитой

Решил, союз нарушив, возвратиться:

Разведав тайну воинского плана,

Ушел тайком из Орденского стана.

 

В тевтонских замках, встречных по дороге,

Приказ магистра ложный предъявляя,

Он внутрь входил, не возбудив тревоги,

И все палил, круша и истребляя.

Стыдом и гневом Орден был охвачен,

Поход на нечестивцев им назначен.

Воззвала булла — и неудержимо,

Крестом украсясь, морем и по суше

Князей, вассалов ринулись дружины,

Чтоб на Литву святой удар обрушить,

Язычество сияньем славы Божьей

То ль озарить, то ль вовсе изничтожить.

 

Вошли в Литву; и что ж там совершили?

Когда ты хочешь правду знать об этом,

Взойди на холм, взгляни с его вершины,

Лишь день померкнет с предзакатным светом:

Ты зарева увидишь вкруг сиянье —

Войны несправедливой одеянья;

Зловещ их блеск, их переливы стары,

Картины их — резня, грабеж, пожары,

Что в глупых возбуждает восхищенье,

А мудрецам внушает отвращенье

И ожиданье грозной Божьей кары.

 

Все шире ветром пламя раздувало, —

В Литву войска все дальше уходили.

Шел слух, что Ковно, Вильно обложили;

Затем ни слухов, ни вестей не стало.

Огонь спалил всю ближнюю окрестность,

Для немцев наступила неизвестность.

Напрасно из разграбленного края

Добычи ждут и пленных, многократно

Гонцов к войскам поспешных посылая:

Гонцы не возвращаются обратно;

Узнать бы, что там, — нет вестей оттуда,

И каждый ожидает — нет ли худа?

 

Минула осень, всё снега покрыли,

В сугробах тонут все дороги, зданья.

Вновь по небу сполохи заходили —

Полярный свет? Или войны пыланье?

Все ярче в небе отблеск алый веет,

Все ближе небо мглисто багровеет.

 

Глядят Мариенбурга горожане:

Не Конрад ли с вождями на дороге?..

Победа? Или бегство с поля брани?

Чем их встречать? Восторгами? Тревогой?

Где все их войско? Конрад поднял руку

И указал разбитые колонны;

Их вид один уже тому порука,

Что нет победы: по сугробам тонут,

Идут толпой, теснятся без порядка,

Как саранча ползет, побита градом,

Чуть движутся, покачиваясь шатко,

Топча подошвой павших тут же рядом.

Одни едва влачат бессильно ноги,

Другие обмерзают на дороге,

К сугробам привалившись, руки вскинув,

Столбами придорожными застынув.

 

Народ потек из города, взволнован.

Не задавая никаких вопросов,

Угадывал историю без слов он

Злосчастного похода крестоносцев.

В зрачках их смерть морозная застыла,

Им голоданье лица иссушило,

Вкруг них снегов пустынное мерцанье,

Их провожает песье завыванье,

За спинами — литовская погоня,

Над головами — карканье воронье.

 

Все кончено. Привел Конрад их к бедам;

Он, — с кем никто в сраженьях не был равным,

Привыкший к многочисленным победам, —

Поход на Вильно проиграл бесславно.

На Витольдовы хитрости не глядя,

Он осторожность всякую откинул:

Завел войска в литовскую равнину,

Их истомив при виленской осаде.

 

Когда у немцев кончились запасы,

И голод их терзал без сожаленья —

Враги, осмелясь, к стану стали красться,

Уничтожать подвоз и подкрепленья.

И стали немцы тысячами падать;

Пора бы штурмом злой поход закончить

Или домой вернуться, сняв осаду, —

Но Валленрод, спокоен и уклончив,

В охоте находил себе отраду.

И тайный план душа его скрывала,

Вождей не посвятив в него нимало.

 

Угасло в нем былое вдохновенье,

Он войск своих не тронется мольбами,

Он не ведет их больше на сраженье;

Со сложенными на груди руками

Все медлит и с Хальбаном длит беседы.

Зима кружит густые снегопады,

А Витольд, новые собрав отряды,

Одерживает без конца победы.

О том не знают Ордена преданья:

Магистр великий, поле битвы кинув,

Наместо лавров и богатой дани

Приносит весть о торжестве литвинов!

 

Вы видели, как — преданный разгрому —

Рой призраков он возвращает к дому?

Чело его покрыто скорби тучей,

И судорогой исказились щеки;

Конрад страдает. Но — вглядитесь лучше

Во взор его потупленный глубокий, —

Там отблески таящегося света

То вспыхнут, то померкнут на мгновенье,

Как путнику ночное наважденье,

То радостью, то бешенством сияя,

Какой-то адский пламень излучая.

 

Народ роптал. Но Конраду — нет дела;

Он рыцарей собрал совет недружный,

Кричал, грозил позором без предела,

Являя вид отчаянья наружный.

Опять Конрадово всесильно слово,

Все Божьим гневом объяснить готово.

 

 

* * *

 

Стой, гордый вождь! Близка с тобой расплата:

В глубоком подземелье до рассвета

Горит неугасимая лампада, —

Идет собранье тайного совета.

 

Двенадцать кресел стало окруженьем

У трона, где устав Креста хранится,

Двенадцать судей в черном облаченье

Под масками свои укрыли лица,

Таясь от любопытных в подземелье,

Друг другу даже не вольны открыться.

 

Все в клятвенном согласные решенье

Карать своих старейшин прегрешенья,

За преступленья здесь их ждет расплата;

Здесь каждый — пусть предательством, пусть силой —

Хотя б над головой родного брата

Исполнит приговор произносимый,

Виновному — возмездие жестоко:

В руках у них кинжалы, шпаги — сбоку.

 

И вот один, приблизясь важным шагом,

У трона став, воздев к уставу шпагу,

Воскликнул: «Грозное собранье,

Недаром повод к подозреньям подан:

Тот, кто считался Валленродом ране, —

Совсем не Валленрод он.

Кто он — не знаю. К нам давно приехал, —

Должно быть, год двенадцатый уж минул.

Когда граф Валленрод шел в Палестину,

Он в свите был, его нося доспехи.

Граф Валленрод пропал без вести вскоре:

Подозреваемый в его убийстве,

Сей человек из Палестины скрылся,

В Испанию приплывши через море,

Там с маврами он в битвах отличился,

И на турнирах он с успехом бился,

Назвавшись Валленрод, — в его уборе.

И вот — теперь магистр он в нашем стане,

На гибель нашу и на поруганье.

Как правил он — известно. В эту зиму,

Когда Литва и голод нам грозили,

Он все в леса, в дубравы удалялся

И с Витольдом сокрыто совещался.

Мои шпионы вслед за ним ходили,

С отшельницею наблюдали встречи.

О чем у них велись — не знают — речи,

На языке литовском говорили.

Все это ныне сопоставив вместе

И тайные доносчиков известья,

И то, о чем уже все судьи знают

И чуть ли не в народе обсуждают,

Магистру я вменяю обвиненье

В притворстве, и убийстве, и измене».

 

Перед уставом пал он на колени,

И, на распятье возложивши руку,

Он клятву дал, что правы обвиненья,

В свидетельство призвав Христову муку.

 

Умолк. И совершился суд бесстрастный:

Ни возгласа, ни шепота, ни шума,

Голов движенье лишь да взгляд угрюмый —

Все говорит о мысли грозной, властной.

И каждый, приближаясь к возвышенью,

Святых законов предается чтенью,

Страницы отвернув концом стилета,

У совести своей прося ответа.

И все, объединясь в согласном хоре,

Единодушно восклицают: «Горе!»

И трижды эхом отвечают стены

Их кличу: «Горе». В кратком этом слове

Весь приговор. И вот уж наготове

В двенадцати руках клинки блистают,

Конраду в грудь они вонзятся вскоре.

Выходят молча, эхо повторяет

Вослед шагам их грозный отгул: «Горе!»