Песня I

Хоть золотом владей, которое (по мифу)

Надежно стерегут и муравьи, и грифы,

Хоть строй свои дворцы не только на земле,

Но и средь волн морских на каменной скале.

 

Хотя алмазный гвоздь в руках жестоких рока

Способен, твердый сук пробив, войти глубоко, —

Ты сердца все равно не вырвешь из тревог,

Не разорвешь тенет, что смерть сплела у ног.

 

Порядок лучше тот, что у татар раскосых,

Где каждая семья дом возит на колесах,

И грубых гетовГеты — северофракийские племена, в V в. до н.э. жили между Балканскими горами и нижним Дунаем; в IV в. до н.э. геты перешли на левобережье Дуная. В первые века н.э. они составляли часть населения Дакии.[1] быт — завидная судьба:

Там средь широких нив вольней шумят хлеба.

 

Детей там мачеха, ей не родных, ласкает

И горестных сирот от бед оберегает,

Над мужем не властна, свое добро у ней,

Любовник молодой совсем не нужен ей.

 

Приданое и честь родительского дома,

Привычки скромные — все это ей знакомо.

У них не терпят зла, и кто душою крив,

Как ни вертись, умрет, за подлость заплатив.

 

О, если кто закон убийств избыть захочет,

Набеги отменить — кровавый ужас ночи, —

Кто хочет быть отцом отчизны наречен,

Чтоб именем его украсили фронтон,

 

Пусть прихоть укротит своих деяний громких,

И воздадут тогда ему хвалу потомки.

Не ценим мы добра, охваченные злом,

А, потеряв его, жалеем мы о том.

 

Но что все жалобы, когда на преступленья

Тупая знать глядит с улыбкой снисхожденья?

К чему нам утверждать статут или закон,

Когда обычай наш хороший отменен?

 

Ведь зноем не страшат безводные пустыни

Купца-стяжателя, как и страна, что стынет,

Морозом скована. Бывалый мореход

На корабле своем всю землю обогнет.

 

Лишь нищета страны — позор для человека,

Она толкает к злу, терпеть велит от века,

Отнимет страх и стыд, не даст очей сомкнуть,

В храм благочестия навек закроет путь.

 

Но разве в общую казну собрать нельзя нам

Поступки добрые в стремленье неустанном,

Ни сбросить в глубь морей причину наших бед —

Каменья ценные, груз золотых монет,

 

Коль осуждаем грех мы в нашей жизни тленной,

Неправоту свою? Нет, нужно непременно

Искоренить в себе начала зла, порок,

Чтоб каждый, лень забыв, стать тружеником мог!

 

Ведь шляхтич на коня теперь уж не садится,

На зверя дикого с копьем скакать боится.

Он занят картами ил кружкою пивной,

Костями тешится — запретною игрой.

 

Во лжесвидетельствах отец находит средство

Дать сыну своему постыдное наследство,

Богатство пышное всем нынче ко двору —

Но знаю я, оно не приведет к добру.

Редакция благодарит Татьяну Всеволодовну Рождественскую и Милену Всеволодовну Рождественскую за любезное разрешение на публикацию перевода этого произведения.