Помпеи (заметки к поэме)

То, что разрушило город <…> открыто глазу.

 

У.Х. Оден

 

1

 

Город, который пал лишь

ради того, чтобы выжить.

 

Штраф за гешефтмахерство,

за несоблюдение ритуалов?

Дар жирным, декольтированным

пенсионеркам в легких бейсболках?

 

 

2

 

Время, что пламя, снует языком

из грязи улиц в пыль археологического

заповедника, от грубой стены

храма к слизким внутренностям

жертвенного быка. Прирученный

 

огонь жил с ними — ведь и здесь

кратки были зимы — один грел руки,

а другой соблазнялся

светом, на путях из полена к пеплу.

 

 

3

 

Воображение довершает колоннаду

(лад — языческая благодать воскресения?),

и усталость обретает твердую почву

(тело — так это оно не умирает?).

 

А где же девятнадцать веков восемнадцать лет?

Не осталось и крошек смысла,

которые нужно смыть тотчас по приходе

в номер. Точь-в-точь как…

 

на ужин получим мясо под красным вином,

оправимся в cubiculum, а после

к морфею.

 

Нам приснятся лишь пленки,

отснятые нами, но в пределах правдоподобия.

Что-то повторится, и это узнавание

доставит нам удовольствие. Чего еще можно

ожидать от человеков?

 

 

4

 

Солнце осушает бутылки

в постимперских закоулках,

в особняках, в храмах, в банях

для общества и в приютах тихой любови.

 

Воды нет. Лишь пот и сухой

язык помнят о ней и жаждут

ее возвращения. Эй, вода, ты нам

дороже денег! А бутылки?

Ах, те выживут; у нас

сегодня не их день.

 

Формы, в которые заключено наслаждение

(этот холод в тени огромной вазы)

выжидают вблизи

наших тел.

 

 

5

 

Все тычут пальцами в колеи,

куда впадала быстрая колесница, вырытые

телегой весом в сто бочек сорренто.

 

Два параллельных дна

потока (в дождливый день),

два коридора, каньона, рва

тектонических. Благодаря

им римский гражданин

был лишен сомнений. Однослед

 

двухколесный, он же велосипед, есть

выдумка либералов; как Харлей или мопед

«Комар» — шедевр контркультуры.

 

Продолжая метафору, можно сказать,

что устойчивость гарантируется ему

погоней или бегством… Но тысячи

лет империй держатся на бизнесе

войны и торговли, в заботе

о некотором балансе.

 

 

6

 

Экскурсионные параллели: здесь подавали вино,

а тут, пожалуйста, картинки, легионеры делали

это. Что же изменилось? Банальность:

 

по-прежнему в ходу кру́жки, подобия оттенены

рисунком. Все дело в отделке? Да, преходяще лишь

то, чего мы касаемся. И в области, недоступной

чувствам, всегда можно угадать;

доплата за риск.

 

За недостатком доводов верим

в следы и свидетельства. Иначе нам

пришлось бы возлюбить голые

стены, без шансов на взаимность.

 

 

7

 

Трава в трещинах мозаик,

слой песка прямо на дне бассейна,

уродливые деревья и стаи камушков,

настырно лезущих в обувь.

 

Будь то природа — чувства

поддались бы восторгам, но

мы ведомы необязательным.

 

Да неужели во имя того

сохранились фрески, могучие статуи,

чтобы мы ставили функции

выше жизни? В чью честь

 

украшены стены и паркет, в кого

целил надписями изгадивший

кладку? Что ж поведало

ему лицо на барельефе фонтана?

Если это есть — то есть

для меня.

 

 

8

 

Похоже на то, что когда бы не лава,

он бы не дожил. Разошлась

бы память папирусом кстати не укры-

тым от палящего времени.

 

Земля ожидает как поэма

в золе избыточных толкований.

 

Мы не уверены ни

в чем, разве что в

кратере. Все прочее архео-

логия, вернее, эксгумация белых

fragmenta antica из убитого грунта.

 

Наши заметки, сноски, наброски

будут вашим садом, раздольем, опытным

полем.

 

 

9

 

Руина навсегда. Пусть им и хотелось

оставить нам абсолют — мы выбрали жизнь.

 

Что ж, возрадуйся,

нам есть за что уцепиться

— это прежде всего контакт.

 

Держаться края

последней строчки — пары досок

на живую сбитых:

 

добро вне времени.

 

Anno Domini 1997