Дзяды. Часть III | Акт I. Сцена II. Импровизация

АКТ I. СЦЕНА II. ИМПРОВИЗАЦИЯ

 

Конрад

(после долгого молчания)

Ты одинок… Что мир?.. Что песнотворец миру?

Кто из людей поймет и примет мысль певца,

Горящий в песне дух постигнет до конца?

Несчастен, кто для них свою тревожит лиру:

Лжет слово голосу, а голос — мысли лжет,

И в слове гибнет мысль, утратив свой полет;

Как почва над ушедшим вглубь потоком,

Так слово, поглотив живую мысль, дрожит.

Но, видя почвы дрожь, кто может зорким оком

Узнать, куда поток бежит?

 

В душе, как в жилах кровь, кипит страстей волненье.

Но кто, увидевший румянец щек моих,

Узнает крови цвет? И кто, мой слыша стих,

Постигнет, сколько дум таит мое творенье?

 

Ты, песнь моя, — звезда! Тебя не досягнуть

Глазам земных существ, бесплодны их усилья:

Хоть взор людской обрел трубы подзорной крылья.

Ему границею поставлен Млечный Путь.

        Что солнца там — он видит, верит,

        Но не поймет их, не измерит.

 

Зачем тебе, о песнь, глаза и слух людей?

        Струей подземного потока

        Звени в моей груди глубоко,

Свети звездою мне с высот души моей,

Внимай, природа, мне! Внимай, о Боже правый!

Вот песня, вот певец, достойный вашей славы.

                Я мастер!

        Я мастер, я протягиваю длани!

        На небеса кладу протянутые длани

И, как гармоники стеклянные круги[1],

        То звонко песнь поющие, то глухо,

        Вращаю звезды силой духа.

        И бурей звуков ночь наполнилась вокруг:

        Я создал звуки те, я знаю каждый звук.

        Я множу их, делю и снова сочетаю,

        В аккорды, в радуги я сонмы их сплетаю,

Рождаю молнии движением руки.

 

Но вот я снял персты, и вдруг, лишившись крылий,

Круги гармоники свой бег остановили.

        И я запел, и в песне той

        Рев океана, бури вой.

        И в глубь души она стремится,

        Ей вторит времени полет,

        И сердце вместе с ней поет,

        И каждый звук пылает и струится,

        Мой наполняя слух и взор,

        Как ветер, что волну колышет,

        И свищет, и грозою дышит,

        Волнуя весь земной простор.

        Творца мое достойно вдохновенье!

        Такая песнь — вселенной сотворенье,

        Такая песнь — как подвиг для борца,

        Такая песнь — бессмертие певца.

Творю бессмертие, иду к бессмертью славы.

Что лучшего Ты создал, Боже правый?

Смотри, все мысли я обрел в себе самом,

        Облек в слова — они несутся,

        Парят, поют, сияют, вьются

        И тонут в небе голубом;

        Издалека я взлет их чую,

        Впиваю звуков красоту,

        Рука их ловит на лету.

        Персты ласкают, как живую,

        Их дивной формы полноту.

        Люблю вас, дети вдохновенья!

        О мысли, звезды вы мои,

        О чувства, вихри вы мои!

Как любящий отец в кругу своей семьи,

Стою меж вас в восторге умиленья,

        И горд я тем, что вы — мои.

 

Бросаю вызов я поэтам,

Молвой увенчанным певцам,

Бросаю вызов мудрецам!

Когда б до наших дней, прославленные светом,

Вы жили меж своих детей,

Когда б вы слышали толпы рукоплесканья

И, веря в суд ее, прислушивались к ней,

Когда бы славы яркое сиянье,

Как нимб, над головой своей зажгли,

Когда б за все века, со всех концов земли

Собрали похвалы, восторги, восклицанья, —

Вы всё ж не обрели б той радости и сил,

Какие в эту ночь в себе я ощутил,

Чтобы излить их в этой песне

И, одиночество любя,

Петь лишь себе и для себя.

Да, я силен, я мудр, я смел, я полон веры

В свои дерзания, я чую мощь свою.

Сегодня — мой зенит, сегодня узнаю,

Превыше ли я всех, иль только горд без меры.

Уже душа моя все силы напрягла,

Уже подобен я Самсону

В тот миг, когда слепец расшатывал колонну, —

Так сброшу плоть и духу дам крыла!

Стремлю полет свой дерзновенный

Сквозь тысячи миров, туда, за грань вселенной,

Где Бог с природою граничит искони.

 

Есть крылья у меня, есть крылья — вот они!

С восхода на закат их простираю,

Грядущий мир и мир былой

Одним размахом обнимаю,

Лучами чувств иду в предел высокий Твой,

Твои, Зиждитель, чувства постигаю.

Как говорят, с небес Ты видишь все, Господь, —

Смотри ж, я воспарил, Тебе я равен силой!

К Тебе вознесся бурей быстрокрылой.

Но я ведь человек, свою земную плоть

И сердце я оставил там, в отчизне,

Где я любил, где ведал радость жизни.

 

        Моя любовь не так, как на цветке пчела, —

        Не на одном почила человеке,

        Но все народы обняла

        От прошлых дней доныне и вовеки.

        И не столетье, не одну семью, —

        Весь мир я принял в грудь свою,

        Как море принимает реки.

        Люблю народ, как муж, любовник, друг, отец,

        Хочу поднять его, наставить

        И в мире, из конца в конец,

        Его деяния прославить.

        И я пришел к Тебе, чтоб средство обрести,

        Со мною только мысль — мой двигатель чудесный,

        Та мысль, что у Тебя исторгла гром небесный,

        Разверзла глубь морей, узнала звезд пути.

        Есть сила у меня, что из себя родится,

        Есть чувство у меня, оно в себе таится,

        То — песней огненной клокочущий вулкан.

        Не древом райским был язык певца мне дан,

Я почерпнул его не из плода познанья

И не из книг, не из преданья,

Не из пророчества сивилл,

Я сам ту силу сотворил,

Как Ты, себя в себе рождая,

Себя собою создавая, —

Я силу черпал не из внешних сил

И не могу теперь ее лишиться.

И пусть не я, пускай Твоя десница

Дала моим очам их мощь и быстроту, —

Не все ль равно! Я птицу на лету

Остановить могу моим единым взором,

Когда она летит над полевым простором.

Вот стаи собрались в отлет,

Но я не захочу — Твой ветер не помчит их,

Вперю горящий взор в полночный небосвод —

И сонмы дальних солнц остановлю в орбитах.

                Лишь развращенный мир людей,

                Бессмертный в слепоте своей,

        Тебя не чтит, меня не знает тоже,

                Служить не хочет мне,

                И потому, о Боже,

Я путь к сердцам ищу в надзвездной вышине.

Той властью, что певцу дана над всем твореньем,

        Хочу я жечь сердца людей.

Как звезды и как птиц — единым мановеньем —

                Их воле подчинять своей.

                Не песней — слишком долго зреет,

                Не чудом — в чуде правды нет,

                Не мудростью — она истлеет,

                И не мечом — есть меч в ответ.

Но чувством, в сердце утаенным,

Их подчинять и быть для них законом,

                Дабы во мне была их жизнь и свет.

                Что захочу — да угадают

                И в этом счастье обретут.

                Восстанут — пусть весь век страдают

                И в бездну гибели падут.

Пусть будут для меня они как мысль, как слово,

Из коих песни строится основа.

                Так правишь Ты! Ты знаешь сам,

Что я берег язык, лелеял мысль живую;

Как пламенную песнь, я мой народ создам,

Когда над душами, как Ты, восторжествую.

О, если Ты со мной разделишь власть Свою,

Тебе неведомое чудо сотворю я:

                Я песню радости спою!

 

Дай мне такую власть! Лишь от презренья к миру,

Верней — к тому, чем стал он волею глупцов,

Я не разбил его одной лишь силой слов,

На гневный лад настроив лиру.

Но если б я из струн весь пламень чувств извлек

И в песнь вложил всю ярость вдохновенья, —

Я б звезды погасил, другие бы зажег:

Бессмертный, я встречал в кругах миротворенья

Бессмертных, равных мне, но высших — никогда.

Ты — первый в небесах, но я пришел сюда,

Как тот, кому дано земное первородство.

Я не видал Тебя, но ведаю: Ты здесь.

Предстань же мне, Всевышний, днесь,

Яви Свое мне превосходство,

Вручи мне власть иль к ней открой дорогу мне!

Пророки были встарь, но с ними наравне

И я пророком быть могу в моей стране.

Хочу, как Ты, царить над душами людскими,

Хочу, как Ты, Господь, владеть и править ими.

 

Продолжительное молчание.

(С иронией.)

 

Молчишь! Но суть Твою теперь я разглядел,

Я понял, как Ты миром овладел.

Любовью назван Ты напрасно,

Ты только мудрость, это ясно.

Не сердце — только мысль в бессмертном бытии

Могла Тебя открыть, познать пути Твои.

                Лишь тот, кто трупам, и металлам,

                И числам отдал жизнь и труд —

                Тот хрупкий бытия сосуд

                С Тобой сравняется хоть в малом,

                Поймет природу до конца,

                Изобретет и пар, и порох,

                Сгребет в один ненужный ворох

                Все домыслы лжемудреца.

                Ты мысли отдал власть над нами,

                Душе послал лишь муку в дар,

                Ты смертным жизнь отмерил днями,

                Но в них зажег страстей пожар.

 

Молчание.

 

Что есть чувство мое?

                                Искра, беглый свет!

Что есть жизнь, бытие?

                                Миг во мраке лет!

Гром, что завтра грянет, нынче — что такое?

                                Искра, беглый свет.

Что в анналах мира бытие людское?

                                Миг во мраке лет.

Что собой являл Ты в бездне довременной?

                                Искру, беглый свет.

Если мир поглотишь, чем он станет, бренный?

                                Мигом в мраке лет.

 

Голос                             Голос

c левой стороны       с правой стороны

Одним прыжком       Как ты горяч!

На душу верхом         Мы здесь над ним,

И вскачь, вскачь,       Его защитим,

Напролом.                   Осеним крылом.

 

Но искра, миг продлясь, внезапно зажигает,

                                Взнесет — и низвергает.

Смелей, смелей! Мгновение продлим!

Смелей, смелей, ту искру распалим!

Так — хорошо! Тебя еще раз вызываю,

Тебе я дружески всю душу открываю.

Но Ты молчишь! Прими же вызов мой!

Не Ты ли в оны дни боролся с сатаной?

Я не один под братским небосводом,

Я братством на земле с великим слит народом,

Есть войско у меня, чтобы вести войну,

И если богохульствовать начну,

Страшней, чем сатана, противником я стану:

Он дрался на умах, я буду — на сердцах.

Ведь я любил, страдал, я ведал боль и страх.

Не Ты ли в сердце мне нанес когда-то рану?

Ты отнял счастье то, что сам же подарил.

Но кровью собственной я руки обагрил, —

                Я не хотел с Тобой сразиться.

 

 

Голос                                              Голос

c левой стороны                        с правой стороны

Взовьется конь, как птица.      Звезда падучая!

Орлом взлетит                            Какая

В лазурь, в зенит.                       Тебя свергает сила злая?

 

Душой в отчизне воплощенный,

        Я душу поглотил ее.

        Одно с моей страной дано мне бытие.

        Мне имя — Миллион. За миллионы

        Несу страдание свое.

        Как сын глядит безумными глазами,

        Когда отца ведут на эшафот,

        Так я гляжу на мой народ,

        Ношу его в себе, как носит мать свой плод,

        Люблю и мучаюсь, — а Ты под небесами,

        Извечно одинок, творишь неправый суд,

                Караешь смертный люд, —

                И справедливостью Твой произвол зовут!

Но если правда все, что вера мне внушала

Едва ль не с колыбельных дней,

И возлюбил Ты мир и любишь изначала,

Как кровное дитя, как плод любви своей,

И сердце чуткое меж грубых тварей билось,

Которых Ты в ковчег укрыл от грозных вод,

И если сердце то — не мерзостный урод,

Что создан случаем и краткий век живет,

И если власть Твоя не отвергает милость,

И люди для Тебя не только скучный счет,

Что в книге записей, запутавшись, растет,

И если, Господи, любовь в Твоих владеньях

Не следствие простой ошибки в вычисленьях…

 

Голос слева

Орла — в гидру!

Глаза ему вырву.

Вперед! Сметем!

Жги огнем!

 

Голос справа

От солнца и света

Куда ты, комета?

Куда тебя манит

Тропою блужданья,

Где кончишь скитанья?

Конца нет, конца нет!

 

Молчишь! А я раскрыл всю душу пред Тобой!

О, дай мне власть, молю! И малая частица

Того, чем гордости даешь Ты насладиться,

Счастливым сделать бы могла весь род людской!

Молчишь! Пусть не душа, пусть будет ум владыкой!

Я первый из толпы людей тысячеликой,

Из сонма ангелов сумел постичь Тебя.

Господь, разделим власть, ее достоин я!

Ответь, коль я не прав! Молчишь!

Но разве лгу я?

Чего не сломит мысль, то чувством сжечь могу я.

Ты знаешь тот очаг, что я в груди таю?

То — чувство. Жар его я разожгу до боли,

Я заключу его в тиски железной воли

И в пушку, как снаряд губительный, вобью.

 

Голос слева                 Голос справа

Взорви! Разбей!         Пощади! Пожалей!

 

Ответь, иль в естество Твое стрелять я буду.

Не обращу его в бесформенную груду —

Так сотрясу Твой мир и сброшу Твой алтарь.

Мой голос полетит во все концы творенья,

И голос тот, гремя, пройдет сквозь поколенья.

Я крикну: не Отец вселенной Ты, а…

 

Голос дьявола

                                                                         Царь!

 

Конрад стоит некоторое время неподвижно, потом шатается и падает.

 

Духи с левой стороны

 

Первый

Хватай его!

 

Второй

                          Он жив.

 

Первый

                                              Пока он без сознанья,

Давай убьем его!

 

Дух с правой стороны

                                    Прочь, адское созданье!

 

Дух с левой стороны

Как видишь, гонят нас.

 

Первый с левой стороны

                                              Я вижу, как ты глуп!

Не вырвал у него решительного слова.

Мгновенье гордости — и это был бы труп!

В когтях у смерти был — и вот упущен снова.

Кровь на губах была — а растоптать не смей!

Ты упустил его, глупейший из чертей!

Не вынудил его продолжить распрю с Богом.

 

Второй

Еще вернется…

 

Первый

                                   Прочь! Не то поддену рогом,

И полетишь, болван, ты в глотку сатане.

 

Второй

Ха-ха! Ой, напугал! Ой-ой, как страшно мне!

Я буду плакать, у-у!

(Плачет.)

                                        Вот, получай-ка сдачи!

(Ударяет его рогом.)

А, бухнул! Не сварись, — котел небось горячий!

Ура, мои рога!

 

Первый

                              Sacredieu!Черт побери! (франц.).[1]

 

Второй

(ударяет)

                                                      Получи!

 

Первый

Эй, в ноги!

 

Стук в дверь, поворот ключа.

 

Второй

                           Ксендз идет! Лезь в щелку и молчи!

[1]  …гармоники стеклянные круги… — Имеется в виду старинный музыкальный инструмент, который состоял из нанизанных на ось стеклянных полушарий, издававших при вращении мелодичные звуки. Образ этот у Мицкевича связан с древними представлениями о сферах мироздания.