28.02.2024

Миссия. Воспоминание об Ирине Иловайской-Альберти (1924–2000)

4 апреля 2000 года в Кенигштайне близ Франкфурта-на-Майне скончалась Ирина Иловайская-Альберти, выдающаяся русская журналистка и большой друг Польши. Родилась она 5 декабря 1924 года в Белграде, в семье русских эмигрантов, высшее образование получила в Риме и Кембридже. В Цюрихе Иловайская-Альберти познакомилась с А.И. Солженицыным и в 1976–1979 гг. была в Америке его секретарем. С 1980 года и до самой смерти она была главным редактором парижской еженедельной газеты «Русская мысль», внесшей ощутимый вклад в дело свободы и демократии в России.

После введения в Польше военного положения (13 декабря 1981 года) на страницах «Русской мысли» возникала картина «несломленной Польши», главным образом трудами другого русского друга Польши — Натальи ГорбаневскойСр.: Несломленная Польша на страницах Русской мысли. 1 декабрь 1981 — декабрь 1982 / Сост. Н. Горбаневская. Париж: Русская мысль, 1984.[1]. Ирина Алексеевна была русской и европейкой каждым движением ума и сердца; была она и истинным другом Польши. Иловайская внесла огромный вклад в экуменическую политику Иоанна Павла II по отношению к православию. Поддерживала дружеские связи с Андреем Сахаровым и Еленой Боннэр, в 1989 году присутствовала при встрече Сахарова с Иоанном Павлом II, а в 1993-м — с Александром Солженицыным.

Впервые попав в Россию в августе 1991 года, она затем приезжала сюда постоянно. Иоанна Павла II она информировала о положении Церкви в России. В 1992 году ей — признаюсь, по моему предложению — была присуждена премия краковского журнала «Арка» за «вклад в дело русско-польского согласия и взаимного познания обоих народов».

Я знал Ирину Алексеевну с 1987 года, она оказала огромное влияние на мое восприятие России. Иловайская верила, что ее прародина станет наконец обычной демократической страной. Может быть, хотя бы смерть Ирины Алексеевны напомнит обоим нашим народам, что нужно и стоит жить в согласии, ибо так или иначе, а мы всегда будем жить рядом друг с другом.

 

Благодарность полякам и Папе

В сентябре 1987 года, давая в Париже интервью тогда еще подпольному журналу «Арка», Ирина Алексеевна говорила:

Лозунг «За вашу и нашу свободу» ничуть не утратил актуальности. Польша — это в известном смысле выбор сердца. У вас произошло нечто неслыханно важное, помогающее вновь обрести веру в человечество. Когда я думаю о Польше, во мне пробуждается чувство благодарности. Когда я слышу польскую речь — где угодно, даже на улице, — мне хочется подойти к говорящим и подать им руку, произнести какие-то добрые слова. За мужество и благородство. Польша — это как бы форпост, основа всей нашей деятельности.Rozmowa z Iriną Iłowajską-Alberti, redaktorem naczelnym tygodnika Russkaja Mysl // Arka. Kraków. 1989. №25. S. 65. Совсем недавно это интервью было опубликовано по-русски (в обратном переводе с польского, авторства Н. Горбаневской): Процесс внутреннего освобождения будет продолжаться… Беседа с Ириной Иловайской-Альберти (1987 г.) // Новая Польша. 2008. №5 (97). С. 74–81.[2]

В сентябре 1988 года Ирина Алексеевна письменно добавила к нашему разговору следующий абзац:

Я хочу сказать несколько слов особо о Папе Иоанне Павле II. Как мы знаем, 1988 год был годом тысячелетия Крещения Руси. Родившись в русской семье, будучи человеком русской культуры, я хочу теперь выразить глубокую благодарность Иоанну Павлу II за все, что он сделал, чтобы обратить внимание христиан на Западе на судьбы их братьев в Советском Союзе, чтобы сделать этот юбилей событием всемирного масштаба, чтобы эта годовщина положила начало новой евангелизации России. И за его папскую руку, протянутую ради примирения, прощения, единства — пусть даже в будущем, но в сердцах людей уже и сегодня. <…> То, что такой человек дан миру, — наш источник силы и мужества.Ibid. S. 71.[3]

Крещеная в православной Церкви, воспитанная в духе православия, она со временем перешла в католичество. Но не было никакого «обращения»: как и Владимир Соловьев, она считала, что по сути между нами нет никакого раскола. Ее одушевлял тезис Вячеслава Иванова о «двух легких» христианства — православном и католическом. Сама она вспоминала об этом так:

В католическую Церковь я входила постепенно, это продолжалось очень долго и в принципе завершилось тогда, когда в Рим прибыл Кароль Войтыла. В известном смысле он преобразил мою жизнь.Ibid. S. 64.[4]

8 октября 1999 года, на 12-й пленарной сессии синода епископов Римской Церкви, она говорила:

Миссия евангелизации России невообразимо трудна. Ее не исполнить без межконфессионального сотрудничества и серьезных усилий средств массовой информации. Верующие всех христианских конфессий составляют лишь 2–3% всего населения. Русская Православная Церковь не ожидала падения коммунизма и не была готова ответить на вопросы и чаяния, которые ее ожидали; не готова она к этому и теперь и, что еще хуже, пала жертвой страшного соблазна, особенно если говорить о высшей иерархии: Церковь позволила использовать себя в государственной идеологии, что ведет к ее изоляции от христианского Запада и даже к открытой к нему враждебности.Iłowajskaja Giorgi Alberti I. Ewangelizacja Rosji // L’Osservatore Romano. Wydanie polskie. Rok 20. 1999. №12 (218). S. 41.[5]

В интервью «Тыгоднику повшехному», в разговоре с новым главным редактором о. Адамом Бонецким, Ирина Алексеевна сказала, что в России

…католическая Церковь может найти признание, только если священники будут безгранично терпеливы и добры и будут вести себя должным образом, то есть если будет известно, что они пришли помогать, и не будет повода для подозрений, будто они собираются кого-то обращать в католичество.Iłowajska Alberti I. Między Wschodem a Zachodem // Tygodnik Powszechny. Kraków. 24 X 1999. №44 (2624). S. 10.[6]

 

«У поляков прошу прощения…»

18 мая 1995 года, в день 75-летия Иоанна Павла II, Ирина Алексеевна выступала с докладом в Люблинском католическом университете и выразила личное раскаяние за русские грехи перед Польшей:

В этот день, ознаменованный печатью милосердия Божия и благодати Его, я хочу как русская просить у моих польских братьев прощения за все страдания, которые претерпели они от России и русских.Eadem Miłość współweseli się z prawdą // Ethos. Lublin. Rok 8. 1995. №2–3 (30–31). S. 34.[7]

Увы, кроме «Тыгодника повшехного», об этой исторической речи не упомянула ни одна крупная газета демократической Польши… В тот же вечер Ирина Иловайская приехала в Краков, чтобы на следующий день участвовать в божественной литургии, которую служил кардинал Францишек Махарский, и встретиться с главным редактором «Тыгодника повшехного» Ежи Туровичем. Я был свидетелем этого сосредоточенного диалога двух редакторов, происходившего по-французски: Ирина Алексеевна выразила восхищение «Тыгодником» и его достижениями… Дождь лил как из ведра, когда она уезжала в Варшаву, чтобы успеть на самолет — то ли в Париж, то ли в Рим…

Частые встречи с Ириной Алексеевной дарили мне чувство общения с великой русской культурой и европейской терпимостью. Она, я подчеркиваю, оказала огромное влияние на мое понимание России, и — впрочем, как и разноязыкое множество людей по всей Европе — я остаюсь ее вечным должником.

Если кто-то в будущем напишет подробную и умную биографию «Ирина Иловайская-Альберти и ее время», это будет книга об эпохе и одновременно о жизни одной из великих русских женщин второй половины ХХ векаСр.: Iłowajska-Alberti I., Masson R. L’exil et la solitude. Un temoignage de la directrice de „La Pensee russe”. Paris: Mame, 1993.[8]. Сама она так никогда и не нашла времени заняться «своими делами», всегда устремлялась в будущее, но, надо надеяться, ее коллеги по «Русской мысли» выпустят книгу ее текстов, особенно за 1991–2000 годыТакая книга действительно вышла через два года: Иловайская-Альберти И. О России, для России. Избранные публикации последних лет. М.: Рудомино, 2002.[9]. Вся ее жизнь была большим путешествием — в путешествии она и скончалась.

На 11 апреля 2000 года у нее был запланирован доклад «Что христианам Запада может подарить христианская мудрость Востока» в Институте Иоанна Павла II при Люблинском католическом университете. Стоящий во главе института профессор о. Тадеуш Стычень обещает выпустить по-польски книгу работ Ирины Иловайской; это издание — наш польский долгПодобное издание так и не увидело свет. Зато в другой польской публикации — «Свидетели свидетеля» — появились материалы, связанные с И.А. Иловайской-Альберти: Świadkowie świadka. Redakcja ks. Alfred Wierzbicki, Cezary Ritter, Jarosław Merecki SDS. Lublin: Towarzystwo Naukowe Katolickiego Uniwersytetu Lubelskiego, 2003. S. 15–69.[10].

Теперь она обитает в небесных садах — вместе с теми из польско-русского круга, кто раньше ее пересек врата вечности: Андреем Сахаровым, Виктором Ворошильским, Анджеем Дравичем, Ежи Туровичем, Рышардом Лужным. Профессор Ягеллонского университета, выдающийся польский славист Рышард Лужный по праву считал ее историческую речь в Люблине в мае 1995 года таким же важным событием, как «послание польских епископов немецким на тысячелетие крещения Польши, проповедь Папы в Гнезно 3 июня 1979 года, энциклика Иоанна Павла II “Slavorum Apostoli”»Dyskusja po wykładzie Iriny Iłowajskiej Alberti // Ethos. Kwartalnik Instytutu Jana Pawła II KUL. Lublin. 1995. Rok 8. №2–3 (30–31). S. 67.[11].

Миссия Ирины Иловайской-Альберти продолжается и сейчас.

При копировании материалов необходимо указать следующее:
Источник: Пшебинда Г. Миссия. Воспоминание об Ирине Иловайской-Альберти (1924–2000) // Читальный зал, polskayaliteratura.eu, 2024

Примечания

    Смотри также:

    Юзеф Тишнер — капеллан Краковский и всея Польши. Надежда после смерти отца Юзефа Тишнера (1931–2000)

    «В "Споре о существовании человека" наряду с фамилиями многих выдающихся европейских философов, рядом с Иовом, Христом и евангелистом Иоанном появляются упоминания о ГУЛаге и "Колымских рассказах" Шаламова, о коллективизации и Сталине, о "героических поступках" Павлика Морозова и Прони Колыбина (первый в 1932 году донес органам на отца, а второй, два года спустя, — на родную мать). Юзеф Тишнер никогда не забывал, в каком месте и в какое время рождается его философия. Одного из критиков Иоанна Павла II он упрекал в непонимании того, что польский Папа "соприкоснулся с Освенцимом и Колымой". И в то же время, парафразируя драматическое высказывание Альбера Камю, он говорил: "После Христа даже крыса может надеяться"».
    Читать полностью
    Loading...