«Поздний Вирпша, разуверившись в идее прогресса, весьма мрачно смотрел на прошлое, настоящее и будущее человечества».

247.

Среди моих новых публикаций были Вирпша в «Арионе» в 1995-м и Вирпша в «Иностранке» в 1997-м. Третья публикация Вирпши появится в 1999-м в «Литературном обозрении» (№2), она включала поэму «Апофеоз танца» и могла бы быть самой убедительной, если бы не  изуродованная графика стихов и безумное количество опечаток (редактор журнала торопился и не дал мне прочесть корректуру).

В наш двухтомник-2000 я включил, к сожалению, лишь фрагменты из обеих переведенных мною поэм Вирпши, ранней, «На тему Горация», и поздней — «Апофеоз танца». Мне казалось, что поэмы, даже небольшие, слишком громоздки для антологии и загромоздят ее. Я был совершенно неправ.

Для Вирпши последних пятнадцати-семнадцати лет его жизни, Вирпши-изгнанника, ситуация безвременья 1970-х и 1980-х суммировалась с ситуацией его безверья в поступательное движение времени. Собственно, это были синонимы одного и того же. Поздний Вирпша, разуверившись в идее прогресса, весьма мрачно смотрел на прошлое, настоящее и будущее человечества. Он отказался от принципа историзма. Особенно ярко это видно в поэме «Апофеоз танца», написанной уже в эмиграции, в 1973 году. Персонажи поэмы — люди разных столетий, от Платона до Иосифа Джугашвили. Но никакого хронологического порядка ни в поэме, ни в какой-либо из ее частей нет. Один из сквозных «приемов» в этой поэме — нарочитые анахронизмы, все столетия перепутаны, порядок их нарушен и разрушен. Бетховена убивают в двадцатом веке, и притом во Львове.

Нет порядка ни в географии, ни в «ролях» персонажей. Так, например, Платон оказывается не философом, а пианистом, и притом где-то в Южном полушарии. Безвременье Вирпша переживает лично, у него нет «своего» времени. Но у изгнанника Вирпши нет и своего места на земле. Он жил в последние годы в Западном Берлине — это был особый пункт в центре разделенной Европы, пункт между Западом и Востоком.

После публицистической книги «Кто ты, поляк?», изданной в Швейцарии по-немецки, Вирпшу прокляли поляки — и официальная «народная» Польша, и эмиграция. Но и Европу Вирпша никоим образом не идеализирует. Европейская цивилизация предстает в поэме как цивилизация палаческая. Между прочим, и сталинщину Вирпша трактует здесь как одно из порождений европейской цивилизации. Едва ли не «высшее» порождение: в заключительной части поэмы именно Сталин оказывается «прима-балериной» и «примадонной» всеобщего «танца», всеобщего «канкана», местом которого, впрочем, становится Ливийская пустыня. А самого Сталина Вирпша делает «европейцем»: ветераном крестовых походов и в то же время сочинителем «чувствительных стихов», которые он декламирует, бродя по ярмаркам средневековой Англии. И все же история в этой поэме Вирпши не совсем беспросветна, «лучами света» в ней оказываются единичные личности, которые отказываются служить всеобщей жестокости и насилию, такие как Данте, «плохой» студент в школе палачей или анонимный «идиот великолепный», чем-то отдаленно напоминающий Франциска Ассизского, «скомороха Божьего».

Поэма построена по принципам музыкальной композиции (напомню, что Вирпша — человек с музыкальным образованием): первые пять частей — «вариации» основной «темы» (в музыкальном смысле слова) — темы танца. Последняя часть — «Канкан» — завершение, кода, в этой коде появляются вместе все персонажи поэмы, а танец, возникавший в первых пяти частях эпизодически, в завершающей части вовлекает в себя всех и вся.

В поэме, написанной в 1973 году, Вирпша запечатлел эпизоды не только прошлого: убийство Бетховена киллерами из проезжающего по улице автомобиля, принадлежащего мафии, — это ведь уже о нашем времени.

К творчеству Вирпши я возвращался и после выхода нашего двухтомника-2000.

Еще один мой очерк о нем и еще несколько переводов из его поздней поэзии печатались в «Новой Польше» в 2004 году. В одном из поздних стихотворений (мой перевод его еще не опубликован) Вирпша называет историю «пурпурным», то есть кровавым потоком легенд, этот поток «разбрыгивается пурупуром по спине» человека, но течет он из недоступного «решета». История человеку неподвластна.

Безысходность позднего Вирпши — тотальная, также и метафизическая: она выражена не только в отрицании истории, но и в отрицании рая. Стихотворение 1976 года так и называется — «Нет рая»:

...Стало быть, нет рая, нет золотого века, который

(См. ОвидийОвидий «Метаморфозы, I, 89: aurea prima sata est aetas. (По-русски см. перевод С. Шервинского).[1]) посеян был первым.

Из райского сада был

Выход: изгнание. Небо,

Любовь, блаженство безвыходны. Это

Перманентная катастрофа...

248.

Во второй половине 90-х, по ходу нашей работы, неожиданно появилась наша совместная с Астафьевой книжная публикация — мой Милош и ее Шимборская в томе «Поэты-лауреаты Нобелевской премии» московского издательства «Панорама». Обстоятельства этого эпизода еще раз доказывают, что оба мы — всю жизнь — люди сугубо неделовые. Но в данном случае вода сама текла под лежачий камень. Притом дважды.

Издательство «Панорама» уже много лет помещалось в соседнем с нами доме. Даже в этом ближайшем к нам издательстве мы ухитрились не завязать никаких знакомств. В конце ХХ века издательство надумало издать многотомную серию книг всех Нобелевских лауреатов столетия. Прозаикам они посвятили каждому отдельный том. Поэтов решили уместить в одном томе. Редактор серии Олег Григорьевич Жданко, человек провинциальный (он жил, как выяснилось, не в городе, а в Подмосковье) и потому добросовестный, разыскал имеющиеся русские публикации переводов Нобелевских речей писателей-лауреатов. Так он наткнулся на мой перевод Нобелевской речи Милоша в «Иностранке» 1991 года и на мои переводы стихов Милоша. Поэтому Милоша он мне и заказал, разыскав меня.

Том поэтов-лауреатов должен был выйти в 1996-м, но задержался, и пришло известие о Нобелевской премии Шимборской.

По такому случаю в 1996-м Астафьева, опубликовавшая незадолго до этого в 1994-м большой цикл Шимборской в «Иностранке», понадобилась сразу всем: и «Независимой газете», и даже «Новому времени». А «Литературная газета» проявила максимальную оперативность: мгновенно перепечатала почти целиком цикл Шимборской в переводах Астафьевой из «Иностранки» 1994 года. Этот цикл в «Литературке» попался на глаза главному редактору «Панорамы», он велел редактору Жданко разыскать Астафьеву, Жданко позвонил мне, не знаю ли я случайно телефон Астафьевой, я подозвал ее к телефону, и он заказал ей для своей книги Шимборскую. Объем тома уже был определен. Чтобы втиснуть строк хотя бы шестьсот Шимборской (да еще короткую статью о ней), пришлось сократить несколько предыдущих лауреатов, в том числе моего Милоша, с семисот строк до шестисот каждого.

Том поэтов-лауреатов вышел в 1997-м.