Святые русской Церкви. К выходу польского перевода книги Георгия Федотова «Святые Древней Руси»

Книга «Святые Древней Руси» — необычайное произведение. Впервые она увидела свет в «русском Париже» в 1931 году и лишь 59 лет спустя была издана в МосквеФедотов Г.П. Святые Древней Руси (X—XVII ст.). Paris: YMCA-Press., 1931; Он же. Святые Древней Руси / Предисл. А. Меня. М.: Московский рабочий, 1990.[1], а в 2002 году — и в Польше, в переводе Генрика ПапроцкогоFiedotow G. Święci Rusi. (X—XVII w.). Tłumaczył Henryk Paprocki. Białystok—Bydgoszcz: Bractwo Młodzieży Prawosławnej w Polsce i Wydawnictwo Homini, 2002.[2].

Не засушивать святых…

Федотов — русский знаток Средних веков, но такой, которому была бы близка (будь она ему известна) историософская догадка польского поэта Циприана Камиля Норвида: «Прошлое — сегодня, только чуть подальше». «Святые Древней Руси» заканчиваются XVII веком. Затем в русской Церкви наступила синодальная эпоха, когда весьма существенно изменились условия православной канонизации. После смерти патриарха Адриана (1700) избрать нового предстоятеля Петр I уже не позволил, а в 1721 году создал Священный синод во главе с мирянином. Синод руководил церковной жизнью в России, в том числе канонизациями и догматическими вопросами, вплоть до 1917 года. На протяжении почти двух столетий, то есть до восшествия на престол Николая II (1894), были канонизированы всего четверо святых, почти исключительно епископы (в частности, Димитрий Ростовский и Тихон Задонский). Федотов пишет:

С точки зрения официальной, иерархической Церкви, святой епископ казался единственно достойным прославления. Отсюда и недоразумение, вкравшееся даже в литературный русский язык: нередко святителем называют всякого святого. Отсюда и знаменитое циническое определение святого, дававшееся острословами духовных академий: святой — это сушеный архиерей.Федотов Г.П. Святые Древней Руси (X—XVII ст.). Paris: YMCA-Press, 1985. С. 299.[3]

В СССР лишь к тысячелетию крещения Руси была произведена первая православная канонизация. В 1988 году РПЦ причислила к лику святых девять исторических лиц: победителя татар князя Дмитрия Донского (†1389), иконописца Андрея Рублева († ок. 1430), монаха-мыслителя Максима Грека (†1556), митрополита-писателя Макария Московского (†1563), православного старца-мыслителя Паисия Величковского (†1794), юродивую Ксению Петербуржскую († ок. 1803), епископа-богослова Игнатия Брянчанинова (†1867) и монаха-отшельника, а кроме того религиозного писателя Феофана Затворника (†1894). Они весьма достойно представляют историю и богатейшие «категории святости» Руси и России с конца XIV до конца XIX века.

Среди причисленных к лику святых в 1988 году оказалась юродивая Ксения, чему несомненно обрадовался бы Федотов.

Не велико — писал он, — число и святых жен в русской Церкви: церковно канонизованных, кажется, всего двенадцать. Известная социальная приниженность русской женщины, особенно в московский период, очевидно, сказалась и в духовной жизни: в отсутствии религиозной инициативы, героической жертвенности, в теплом характере благочестия. Женские монастыри на Руси имели скорее значение институтов общественного призрения, убежищ и богаделен для вдов и не вышедших замуж девиц, преимущественно из боярской среды. Героическое подвижничество и тем более пустынножительство среди русских инокинь неизвестны. Тем не менее среди немногих имен русских святых жен есть несколько дорогих для каждого русского сердца.Там же. С. 209.[4]

Во главе их стоит, разумеется, св. равноапостольная княгиня Ольга (†969), бабушка св. Владимира. Федотов упоминает еще Евфросинию Полоцкую (†1173), Евфросинию Суздальскую (†1250) — дочь св. князя Михаила Черниговского, Анну Кашинскую (†1368) — супругу св. князя Михаила Тверского, Евфросинию Московскую (†1407) — супругу Дмитрия Донского, Юлианию, княжну Ольшанскую, скончавшуюся на 16-м году жизни (XVI в.), Юлианию Лазаревскую-Муромскую (†1604). В 1601–1602 гг., во время страшного голода, когда на Руси случалось людоедство, Юлиания Лазаревская-Муромская открыла крестьянам свои амбары. Окончательно канонизирована она была лишь в 1903 г., когда ее имя было включено в изданный Священным синодом «Верный месяцеслов»Там же. С. 209–215.[5]. Федотов с одобрением отмечает тот факт, что Юлиания не ушла в монастырь, решившись твердо на «социальное служение» ближним. Поэтому, как и Нил Сорский, святой конца XV — начала XVI века, она считается покровительницей православной интеллигенции в России:

Юлиания Лазаревская — святая преимущественно православной интеллигенции. В ней находит свое оцерковление ее традиционное народолюбие и пафос социального служения. Хотя Юлиания прошла через суровую аскезу и мечтала о монашестве, но не внешние причины помешали ей принять его. Она осталась верной своему личному христианскому призванию: служения миру и деятельной христианской любви.Там же. С. 216.[6]

Православные жертвы революции

При Горбачеве канонизировали святых, принадлежавших к дореволюционной истории, за одним исключением: в 1989 г. к лику святых был причислен патриарх Тихон (Белавин, †1925). После распада СССР появились условия для канонизации жертв большевиков. Кровавые преследования Церкви начались уже осенью 1917-го, массовый характер приобрели в 1918-м, а апогея достигли в 1937–1938 годахДамаскин (Орловский) игум. Гонения на Русскую православную Церковь в советский период // Православная энциклопедия. Русская православная Церковь / Под общ. ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. С. 179–189. Ср. также: Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917–1945 / Послесл. прот. И. Мейендорфа. Paris: YMCA-Press, 1977; Владислав Цыпин прот. История Русской православной Церкви. Синодальный и новейший периоды (1700–2005). М.: Издание Сретенского монастыря; Московская духовная академия, 2006. С. 360–447.[7]. В августе 2000 года на юбилейном Синоде православных епископов было канонизировано свыше тысячи человек, прежде всего жертв революции. Церковь сослалась на примеры культа мучеников в первые века христианства. К лику святых были причислены, в частности, замученные в 1918 г. протоиереи Философ Орнатский и Иоанн Восторгов, погибшие в 1937-м митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) и архиепископ Калужский Августин (Беляев). Канонизации были удостоены также православные христиане ХХ века, в частности, архиепископ Симферопольский и Крымский, хирург-чудотворец Лука (Войно-Ясенецкий, †1961)См. содержательную книгу о нем: Поповский М. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга. Paris: YMCA-Press, 1979.[8].

Споры вызвал факт канонизации царя Николая II и его семьи, расстрелянных большевиками в 1918 году. Когда в 1981 году их признала новомучениками Русская зарубежная православная Церковь, возражения раздавались не только из брежневского СССР, но и из рядов эмиграции. Подчеркивалось, что казнь Николая II и членов его семьи не может быть признана «мученичеством за Христа». Однако Синод РПЦ в 2000 году нашел выход из этого положения, причислив царя и царскую семью к лику святых как страстотерпцев.

Кто в русской Церкви канонизирует?

Ответ на этот вопрос тем более труден, когда касается древнерусского прошлого. Напомним, что на Западе причисление к лику святых стало с XIII века исключительной прерогативой Папы. В русской же Церкви вплоть до эпохи Петра I мы имеем дело с куда большей «демократией», если не «анархией». Федотов справедливо замечает, что в перечнях древнерусских святых обнаруживается много противоречий, особенно если говорить о числе канонизированных. Попробуем выйти за пределы книги и разобраться в этом вопросеСр. Андроник (Трубачев) игум. Канонизация святых в Русской Православной Церкви // Православная Энциклопедия. Русская Православная Церковь. М., 2000. С. 346–371. Ср.: Живов В.М. Святость. Краткий словарь агиографических терминов. М.: Гносис, 1994. С. 35–41. Статья «Канонизация».[9].

Хронологически в истории русской Церкви выделяют пять периодов канонизации. Первый начался в XI веке и продолжался до 1547 года. Причисляли к лику святых в основном архиепископы на уровне епархий, почитание святых носило преимущественно локальный характер, нередко, однако, приобретая общенациональный масштаб. Канонизировано в это время было свыше шестидесяти человек — страстотерпцы Борис и Глеб (†1025, первые русские святые с 1072 года), равноапостольные княгиня Ольга (†969, канонизирована до монгольского нашествияТак утверждает Григорий Федотов (С. 207), а сегодня близок к этому мнению и игумен Андроник Трубачев (С. 348), который считает, что причисление Ольги к лику святых («празднование общецерковное») произошло до середины XIII века. Зато автор наиболее содержательной современной книги об Ольге утверждает, что ее общецерковная канонизация произошла лишь в самом конце XIV века: «Но и в самой Руси того времени церковное прославление Ольги так и не привело к ее официальной канонизации. Что явилось тому причиной, мы не знаем. Нетление мощей и чудо с каменной гробницей, казалось бы, давали основания для ее причтения к лику святых — но ни в XI, ни в XII, ни даже в XIII веке этого не произошло. После же монгольского нашествия оказались утеряны и сами мощи, бывшие предметом всеобщего поклонения. <…> память Ольги очень поздно — не ранее самого конца XIV столетия — появляется в русских месяцесловах. (Карпов А. Княгиня Ольга. М.: Молодая гвардия, 2009. С. 274).[10]) и князь Владимир (†1025, канонизирован в 1240 г.). Федотов красочно рассказывает об этих и других святых того периода, в том числе о Феодосии Печерском (†1074, канонизирован в 1118 г.), князе-мученике Михаиле Черниговском (погиб в Орде в 1246, канонизирован до 70-х гг. XIII века), московских митрополитах XIV—XV веков и т.д.

Второй период датирован 1547-м и 1549-м гг., когда при молодом царе Иване IV на двух синодах во главе с митрополитом Макарием канонизировали тридцать девять святых. Собирание всех русских святых совершалось во имя нового Московского государства как наследника Византии и Киевской Руси. Двадцать лет продолжалась подготовка материалов к житиям святых «в земле Российской просиявших». В 1552 году жития были кодифицированы в Великих Четьях Минеях. Цензура тоже поработала: из житий были изъяты многочисленные «регионализмы», перечившие политическим устремлениям Москвы.

Третий период продолжался полтора века — от смерти Макария (†1563) до 1700 года. Канонизациями тогда занимался Синод при патриархе Московском. Здесь у Федотова особенно интересны описания жизни и деятельности игумена Иосифа Волоцкого (†1515, канонизирован в 1591 г.) и юродивого московского Василия Блаженного (†1557, канонизирован в 1588 г.)Федотов Г.П. Указ. соч. С. 166–176, 199–201.[11]. Однако вместе с политизацией Церкви начала угасать и святость. По расчетам Федотова, в ХVII веке было уже только тринадцать святых, причем одиннадцать из них — в первой половине столетия:

В последний свой век она (Московская Русь. — Г.П.) горделиво утверждала себя как святую, как единственную христианскую землю. Но живая святость ее покинула. Петр разрушил лишь обветшалую оболочку святой Руси. Оттого его надругательство над этой старой Русью встретило ничтожное духовное сопротивление.Там же. С. 189–190.[12]

Однако православная канонизация происходила тогда не только в Москве, но и в Киеве, то есть на территории тогдашней Речи Посполитой Обоих Народов. В 1643 году митрополит Петр Могила канонизировал здесь 118 святых, мощи которых покоились в Киево-Печерской лавре. Только в 1762 году Священный синод включил их в общерусский церковный календарь.

В четвертый, синодальный период (1721–1917) лишь одиннадцать человек были причислены к лику святых, в том числе семь — в царствование Николая II (1894–1917). В 1903 году Священный синод канонизировал Серафима Саровского (†1833), а в 1913‑м на 300-летие дома Романовых — патриарха Московского Гермогена (†1612).

О пятом периоде, начатом восстановлением патриаршества в 1917 году и продолжающемся по сей день, коротко сказано выше.

Канонизация для земли

Федотов — либерал с повышенной чувствительностью к вопросам трансцендентного. Поэтому вопрос «святости» в своей первооснове связан у него с надмирным аспектом, а канонизация того или иного святого — не более чем внутрицерковный выбор. Однако этот выбор обладает также историческим и человеческим измерением. Ценность книги «Святые Древней Руси» в ее несомненно гуманистическом начале: «Канонизация — не для неба, а для земли»Там же. С. 94.[13]. В каждом из описываемых автором святых, даже в представителе древнерусского «типа святости», Федотов стремится проявить живые черты.

Два самых древних русских святых, Борис и Глеб, казалось бы, всего лишь лики с иконы, становятся под пером исследователя героями нашего времени. Федотов напоминает, что повесть о святых братьях, составленная в конце XI века и выдвигавшая на первый план человеческий характер их страдания, пользовалась в Киевской Руси особой популярностью («Сказание, страсть и похвала св. мучеников Бориса и Глеба»). Значительно меньший интерес вызывало сочинение Нестора (также конец XI века), где история Бориса и Глеба получала нравственно-политическое истолкование («Чтение о житии и погублении бл. страстотерпцев Бориса и Глеба»). Для Федотова мученичество братьев-князей было «подражанием Христу», а не политическим долгом, вытекавшим из «начала старшинства» («послушания старшему брату»)Там же. С. 23.[14]. Здесь мы находим и объяснение разницы между мучеником и страстотерпцем. Первый погибает «за веру христианскую». Второй принимает смерть «во имя Христа» и подражая Его страданиям, проявляет смирение и повинуется судьбеТам же. С. 18–31.[15]. Позднее страстотерпцем в Московской Руси признали царевича Дмитрия, убитого в Угличе сына Ивана Грозного. К этой же категории святых, как уже было сказано, причислили в 2000 году Николая II и его семью.

Федотов не выдвигает на первый план аскезу русских святых. Ему ближе те, кто строил христианскую культуру — как в монастыре (Феодосий Печерский), так и в миру (Стефан Пермский). Занимаясь юродивыми, Федотов обращает внимание на их социальное служение и обличение неправедных властителей. Он приводит рассказ о разговоре св. Николы, юродивого псковского, с Иваном Грозным. В 1570 году, уже после резни в Новгороде, Иван пригрозил тем же Пскову:

Известная легенда прибавляет, что Никола поставил перед царем сырое мясо, несмотря на великий пост, и в ответ на отказ Иоанна — «я христианин и в пост мяса не ем» — возразил: «А кровь христианскую пьешь?»Там же. С. 201–202.[16]

Если бы Федотов дожил до нашего времени, ему было бы над чем задуматься. В 2001 году «православные патриоты» распространяли в России иконки «святого царя» Иоанна Грозного и Григория Распутина. 15 декабря 2001 года была опубликована официальная реакция Патриарха Алексия II:

В последнее время появилось довольно много цветных, прекрасно изданных, с позволения сказать, «икон» царя Ивана Грозного, печально известного Григория Распутина и других темных исторических личностей. Им составляются молитвы, тропари, величания, акафисты и службы. Какая-то группа псевдоревнителей Православия и самодержавия пытается самочинно, «с черного хода» канонизировать тиранов и авантюристов, приучить маловерующих людей к их почитанию.

 

Неизвестно, действуют ли эти люди осмысленно или несознательно. Если осмысленно, то это провокаторы и враги Церкви, которые пытаются скомпрометировать Церковь, подорвать ее моральный авторитет. Если признать святыми царя Ивана Грозного и Григория Распутина и быть последовательными и логичными, то надо деканонизировать митрополита Московского Филиппа, прп. Корнилия, игумена Псково-Печерского, и многих других умученных Иваном Грозным. Нельзя же вместе поклоняться убийцам и их жертвам. Это безумие. Кто из нормальных верующих захочет оставаться в Церкви, которая одинаково почитает убийц и мучеников, развратников и святых?Алексий II. О попытках псевдоревнителей Православия самочинно канонизировать тиранов и авантюристов // Дворкин А. Иван Грозный как религиозный тип. Статьи и материалы. Н. Новгород: Изд-во Братства во имя св. Александра Невского, 2005. С. 270–271.[17]

Особого внимания в «Святых Древней Руси» заслуживает большая глава, посвященная святителю Стефану Пермскому (†1396, канонизирован ок. 1475–1500). Будучи миссионером, свою жизнь он посвятил обращению языческого племени пермяков (зыряне, коми). Образованный Стефан знал греческий язык, изучил пермский, что в сумме с русским делало его знатоком трех языков. «Явление, — как пишет Федотов, — может быть, не столь редкое в древнем Киеве, но уже совершенно исключительное на московском севере»Федотов Г.П. Указ. соч. С. 120.[18]. Стефан Пермский был эллинистом, но расстался с наукой из любви к язычникам-зырянам. Он создал для них алфавит, стал основоположником зырянской литературы:

Он не пожелал соединить дело крещения язычников с их обрусением. Не пожелал и идти к ним со славянской литургией, разъясняемой проповедью на народном языке. Он сделал для зырян то, что Кирилл и Мефодий — для всего славянства. Он перевел для них богослужение и Св. Писание — вероятно, часть его. Предварительно он должен был составить зырянскую азбуку, и немногие сохранившиеся до нас образцы древнего пермского письма показывают, что он воспользовался для него не русским и не греческим алфавитом, но, вероятнее всего, местными рунами — знаками для зарубок на дереве, отступив в этом даже от примера первоучителей словенских. <…> Так вместе с Христовой верой в стране совершено дикой зажигается очаг христианской культуры.Там же. С. 121–123.[19]

Сергий Радонежский (†1392) был канонизирован в 1452 году и по сей день остается одним из самых чтимых святых Московской Руси. Он возродил в Северо-Восточной Руси монастырскую общежительность («киновийную жизнь»), созидавшуюся в Киевской Руси Феодосием Печерским, но уже в XII веке разрушенную. Сергий Радонежский жил и действовал в последний век татаро-монгольского ига, когда, по словам Федотова, на Руси воцарилось «всеобщее огрубение и одичание» как «естественное следствие» нашествияТам же. С. 128.[20]. В палестинском духе Сергий соединил задачи монашеской жизни с благотворительностью, но был далек от отвержения культуры, характерного для восточной аскезы. В то же время, как особенно подчеркивает Федотов, Радонежский был мистиком и богословом Пресвятой Троицы (большая редкость для «бедной богословием Руси»)Там же. С. 138.[21]. Сергий Радонежский — покровитель «национального дела» Руси: в 1380 г. он благословил войска Дмитрия Донского перед Куликовской битвой:

Всякий русский помнит благословение преп. Сергием Донского на его битву с Мамаем. <…>. Остается вечным в церковном сознании благословение Сергия на брань с врагами христианства. На Куликовом поле оборона христианства сливалась с национальным делом Руси и политическим делом Москвы. В неразрывности этой связи дано и благословение преп. Сергия Москве, собирательнице государства русского.Там же. С. 140–141.[22]

Святые и империя

Исследователь напоминает о митрополитах московских, святителях Петре, Алексие и Ионе, много послуживших православию и государству. Заслуживает внимания фрагмент о Патриархе Московском и всея Руси Гермогене, уморенном голодом во время польской интервенции в 1612 г., в период Смутного времени.

Федотов хорошо знает, что русские святые — это еще не весь русский народ. Он неустанно опровергает тезис, согласно которому в первые века своего существования в Киевской Руси Церковь причисляла к лику святых князей, имеющих национальные или политические заслуги. Этому противоречит тот факт, что среди канонизированных князей мы не найдем ни Ярослава Мудрого, ни Владимира Мономаха, «тех, кто больше всего сделал для славы России и для ее единства»:

Церковь не канонизует никакой политики — ни московской, ни новгородской, ни татарской; ни объединительной, ни удельной. Об этом часто забывают в наше время, когда ищут церковно-политических указаний в житии Александра Невского. <…> Император Петр, перенеся его мощи из Владимира в новую столицу в годовщину Ништадтского мира, сделал его ангелом-покровителем новой империи. Три императора, носившие его имя в XIX веке, утвердили исключительность его почитания, вызвав множество посвященных ему храмов.Там же. С. 88. Ср.: Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти: Святой, правитель, национальный герой / Авториз. пер. с нем. Е. Земсковой, М. Лавринович. М.: Новое литературное обозрение, 2007. Ср.: Регинская Н.В., Цветков С.В. Благоверный князь православной Руси святой воин Александр Невский. СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 2010.[23]

Русские усвоили, как говорит Федотов, отраженную в древнерусских летописях и «Слове о полку Игореве» общерусскую национальную идею и восхваление политики собирания земель. Однако в Средние века эти основы единства Русской земли утверждались в христианском сознании с огромным трудом. Зато в нем жила «концепция малой родины»:

Это отечество, это русская земля — не государство, которого еще не существовало — вместе с городской областью, малой родиной является в княжеских житиях предметом нежной и религиозной любви.Федотов Г.П. Указ. соч. С. 90.[24]

Московский период, начиная с середины XVI в., принес фундаментальные перемены. Федотов описывает падение духовных сил в Церкви, связанное с торжеством иосифлянства. Корни этого явления он усматривает в эпохе Ивана Грозного:

1547 год — год венчания на царство Грозного — в духовной жизни России разделяет две эпохи: святую Русь от православного царства.Там же. С. 189.[25]

XXI век

Издавая свой труд в 1931 году, Федотов писал, что в фигурах русских святых мы не только чтим покровителей святой и грешной Руси, но одновременно ищем примера для собственного духовного путиТам же. С. 5.[26]. Он предвидел и то, что случилось в Европе после 1989–1991 гг., и в то же время указывал православным пути в XXI век:

Революция, сжигающая в огне грехи России, вызвала небывалое цветение святости: святость мучеников, исповедников, духовных подвижников в миру. Но гонимое малое стадо русской Церкви сейчас изгнано из созидания русской жизни, из новой творимой культуры. <…> Но придет время, и русская Церковь станет перед задачей нового крещения обезбоженной России. Тогда на нее ляжет ответственность и за судьбы национальной жизни. Тогда окончится двухвековая отрешенность ее от общества и культуры. И опыт общественного служения древних русских святых приобретает неожиданную современность, вдохновляя Церковь на новый культурный подвиг.Там же. С. 236.[27]

В самом начале XXI века Федотов, несомненно, был бы горячим противником антикатолической и заодно антипольской актуализации русских святых — например, Александра Невского и патриарха Гермогена, — проводимой националистическими группками в Российской Федерации. В своих статьях, например, «Польша и мы», «Над гробом Пия XI», «Александр Невский и Карл Маркс», он всегда выступал против враждебности православного Востока по отношению к католичеству, Польше и латинской Европе. Делал он это во имя своей утраченной родины: «Защита России» — очень точное название сборника его статей, вышедшего в Париже в 1988 годуФедотов Г.П. Полн. собр. статей: в 6 т. Т. 4: Защита России. Статьи 1936–1940 гг. из «Новой России». Paris: YMCA-Press, 1988.[28].